Речь идет о неоднозначности геометрических схем, об отсутствии exprimentum crucis, который может им придать физическую однозначность.
Эйнштейн выдвинул ряд других геометрических схем, каждая из которых первоначально представлялась ему способной обрести физическую однозначность, а потом оказывалась далекой от такого подтверждения. Вейль впоследствии отказался от развития своей схемы, а Эйнштейн продолжал подобные попытки. Вейль вспоминал свои споры с Эйнштейном, начатые в 1918 г., и сближал позднейшие построения Эйнштейна со своими первоначальными концепциями.
208
"Эйнштейн был с самого начала против них, и мы вели многочисленные дискуссии. Я надеялся опровергнуть его конкретные возражения. Наконец Эйнштейн сказал мне: "Ну, Вейль, оставим это. Умозрительно, без указывающего путь наглядного физического принципа физику нельзя конструировать". Сейчас мы поменялись ролями. Эйнштейн думает, что между идеей и опытом здесь глубокая пропасть и нужно действовать математическими умозрительными конструкциями. Их, конечно, придется развить и сопоставить с наблюдениями. Такой путь ведет к успеху. Но я смотрю теперь на дело иначе. Моя вера в логический путь утрачена, и я теперь надеюсь на другое: связь с экспериментальной квантовой физикой приведет к результату. Такая связь особенно необходима потому, что теперь вопрос уже не сводится к единству гравитационного и электромагнитного полей. Мы уже знаем о волновом поле электронов, мы можем узнать о других полях, связанных с иными элементарными частицами. Все это должно быть включено в единую теорию поля" [27].
26 Seelig, 278-279.
27 Seelig, 274-275.
Все дело в том, однако, что конструирование геометрических схем без физической расшифровки, с переносом такой расшифровки на будущее не могло удовлетворить Эйнштейна. Он с поразительным упорством воздвигал новые бастионы и с не менее поразительным самоотречением разрушал их, чтобы перейти к еще более новым. Он ждал физической однозначности. Геометрические конструкции были душами, которые ищут воплощения. Эти поиски были мучительными для Эйнштейна. В его сознании они переплетались с впечатлениями общественной дисгармонии. С этой стороны интересны строки письма Эйнштейна, отправленного Эренфесту в апреле 1920 г.:
"В общей теории относительности я не достиг продвижения: электрическое поле по-прежнему ни с чем не связано. Связь не получается. И ничего у меня не выходит в понимании электронов. Мой ум потерял гибкость или действительно спасительная идея очень далека? Я с восторгом читаю "Братьев Карамазовых". Это самая поразитель
209
ная книга из всех, которые попадали мне в руки... Что касается внешних событий, то как будто воцарился покой. Но везде чувствуются неимоверно острые противоречия. В городе потрясающая нищета, голод, неимоверная детская смертность..." [28]
Отметим, что фраза о "Братьях Карамазовых" находится между жалобами на неудачи единой теории поля и рассказом о тяжелых впечатлениях берлинской жизни. Это единственное, что воодушевляет Эйнштейна из всего упомянутого в письме. Как часто Эйнштейн в поисках мировой гармонии уходил из области абстрактно-логических схем в область литературно-художественных восприятий. Такой переход облегчался эмоциональностью научного творчества и рационализмом художественных интересов и склонностей.
О единой теории поля речь впереди и еще не близко. Заметим только, что уже в двадцатые годы в письмах и дневниках Эйнштейна часто звучит грустное ощущение величайшей трудности постижения мировой гармонии. И величайшей трудности установления общественной гармонии. Это ощущение появляется, в частности, в путевых письмах и путевых дневниках Эйнштейна.
Эйнштейн относился с некоторым недоумением к деятельности Галилея, направленной на защиту гелиоцентризма. Он говорил, что в отношении собственных идей предпочел бы рассчитывать на убедительность, присущую самой истине, которая не нуждается для своего признания в слабых усилиях мыслителя. И вместе с тем Эйнштейн утверждал, что без чувства солидарности с единомышленниками жизнь показалась бы ему пустой. Противоречие здесь кажущееся. Для Эйнштейна его концепция мира представлялась непоколебимой в своей основе, в своих исходных принципах. Она казалась ему простой и постижимой в силу своей естественности и стройности - "внутреннего совершенства", завоевывающего умы независимо от сложных вычислений и наблюдений. Эйнштейн доводил свои работы до безукоризненной логической и математической корректности, он тратил долгие годы на разработку очень сложных математических построений, он понимал их спорность и их недоступность широким кругам. Но наряду со сложным, спорным и эзотерическим содержанием
Читать дальше