Б Кузнецов - Эйнштейн (Жизнь, Смерть, Бессмертие)

Апория картезианской физики - неразличимость тел при их отождествлении с частями пространства, это апория релятивизма. Картезианского релятивизма, относящего движения тел к смежным телам. Относительность движения как изменения расстояний от отдаленных тел отсчета имеет физический смысл, если тела отделимы своими динамическими свойствами (непроницаемостью, массой, весом, зарядом) от окружающей их пустоты - это уже не картезианская концепция. Современный релятивизм - теория относительности Эйнштейна представляет собой синтез концепции "движения в истинном смысле" и "движения в обычном смысле".

Действительно, у Эйнштейна исходное представление - релятивизм Галилея - Ньютона: система равномерно и прямолинейно движется в пространстве, и ее движение никак не влияет на поведение составляющих систему тел.

Поэтому движение состоит только в изменении относительного места системы - расстояний от этой системы до тел отсчета, которые принципиально равноправны. Дальше - расхождение. У Ньютона, кроме тол отсчета, движение может быть отнесено к самому пространству, к пустоте. В физике эфира пустота занята эфиром, но это уже переходная концепция; в ньютоновой картине мира тела движутся в пустоте. Но вернемся к ньютонову релятивизму. Уже здесь мы видим различие между концепциями Ньютона и Эйнштейна. У Ньютона относительное движение - это движение, отнесенное к телам, но движущееся тело отнюдь не обязано соприкасаться с телами отсчета. Изменяются расстояния, координаты не являются линейками, так же как ньютоново время, - это отнюдь не ход часов, вообще это совсем не физический процесс. В этом смысле у Ньютона, как и у Аристотеля, место корабля может быть отнесено к отдаленному берегу.

437

У Эйнштейна версия "движения в общепринятом смысле" как будто сохраняется. Движение Земли отнесено к несоприкасающемуся с ней Солнцу или к отдаленным неподвижным звездам. И тем не менее координаты всегда обладают действительным физическим смыслом. Когда Эйнштейн рисует систему координат как твердое тело, которое мы можем продолжить как угодно далеко во все стороны, до соприкосновения с движущимся телом, или же приделывает к твердому телу сколь угодно длинные линейки, эта воображаемая возможность отнюдь не условная апелляция к воображению. Во всяком случае не только апелляция к воображению, хотя неограниченно продолженное твердое тело и линейка - воображаемые вещи. Воображаемой здесь служит механическая схема, а не физическая содержательность пространственных и временных интервалов. Эти интервалы меняют свою величину в зависимости от движения системы, а в общей теории относительности они приобретают кривизну, в чем и состоит гравитационное поле.

Но этого мало. В теории относительности прострапственные и временные отрезки сливаются и становятся четырехмерными мировыми линиями, т.е. эвентуальными или реализованными движениями частиц.

В этом смысле теория относительности - некоторый возврат к "движению в подлинном смысле", к картезианскому релятивизму. Возврат совсем не простой: механический образ прилегающих тел, гарантирующий у Декарта физический смысл движения, заменен пространством эвентуальных соприкосновений. Но это уже не пространство механики, тождественное гомогенному веществу - у Декарта, и пустое, служащее, по выражению Вейля, "наемной казармой" для тел - у Ньютона.

Это пространство, заполненное не гомогенной, тождественной себе субстанцией и не лишенное субстанции "небытие"; оно заполнено различными нетождественными физическими событиями и процессами, это - физическое поле.

Эйнштейн и Ньютон

Прости меня, Ньютон; ты нашел единственный путь, возможный в твое время для человека величайшей научной творческой способности и силы мысли. Понятия, созданные тобой, и сейчас еще остаются ведущими в нашем физическом мышлении, хотя мы теперь и знаем, что если мы будем стремиться к более глубокому пониманию взаимосвязей, то мы должны будем заменить эти понятия другими, стоящими дальше от сферы непосредственного опыта.

Эйнштейн

Как изменяется в неклассической ретроспекции, в свете идей Эйнштейна оценка научной революции, создавшей классическую науку? Такая оценка выходит далеко за рамки истории науки. Она служит основой для решения крайне насущных проблем современности. Здесь мы можем следовать за самим Эйнштейном. Для него творчество Ньютона - исторический триумф разума. Статью "Исаак Ньютон", написанную к трехсотлетию рождения английского мыслителя, Эйнштейн начинает словами: