Михаил Геллер - Машина и винтики. История формирования советского человека

Примером обработки русского языка, трансформации его в советский, может быть использование суффиксов, прежде всего суффикса «изм». В «Толковом словаре» Даля имеется всего 79 слов на «изм». В четырехтомном словаре Ушакова (1935—40 гг.) имелось 415 слов на «изм»: это был словарь зрелого сталинизма. По определению советского лингвиста, суффикс «изм» употребляется в словах, определяющих «ложные системы, вредные политические тенденции и отрицательные явления в советской действительности». Неудивительно, что к слову «либерализм» дается определение: «… 4. Преступная снисходительность, попустительство. Гнилой лиребализм…» Очевидно, неодобрительное отношение автора словаря к «отзовизм», «хвостизм», «меньшевизм», «максимализм» — это слова из политического языка. Но не менее отрицательно отношение к течениям и «вредным наукам»: «фрейдизм — идеалистическая буржуазная теория в психологии и психопатологии»; «феминизм — буржуазное политическое движение в капиталистических странах»; «утилитаризм — буржуазное этическое учение, прикрывающее противоречия в классовом обществе»; «урбанизм — упадочная культура господствующих слоев капиталистического города».

Возникает логический вопрос: а большевизм, коммунизм, социализм, ленинизм? Однако этот вопрос логичен только в несоветской системе мышления. Поскольку Слово, как вся знаковая система коммуникации, находится во власти Вождя, Высшей инстанции, слово, знак имеют только то значение, которое им дано официально. Поэтому знак — суффикс «изм» в большинстве случаев вызывает сам по себе, своим присутствием в слове, отрицательное отношение реципиента, а в некоторых случаях этот же суффикс вызывает отношение положительное.

Тотальная власть над Словом дает Хозяину слова магическую власть над знаками, над коммуникацией. Советская речь всегда монолог, ибо другой стороны, с которой можно разговаривать, нет. На другой стороне — враг. В советском языке нет нейтральных слов: каждое слово несет идеологическую нагрузку.

Подготовленность к принятию знака (текста) важное условие его проникновения в сознание. Поэтому знак повторяется многократно, пока не становится сигналом, действующим без всякого усилия мысли. Воздействие формул-лозунгов определяется в значительной степени и тем, что они повторяются всегда в абсолютно неизменной форме.

Нет исследований, которые позволили бы определить результаты непрекращающегося воздействия на человека неизменных гипнотизирующих магических формул-лозунгов. Орвелл проявил поразительную проницательность не тогда, когда описал телескрин, который все видит, а тогда, когда подчеркнул, что аппарат нельзя выключить. Андрей Платонов описал в «Котловане» кошмарную реальность неумолкающего радиоголоса, от которого нельзя уйти, который нельзя выключить.

Стихотворение советского поэта Николая Доризо, которое в литературных категориях следует рассматривать, как образец графомании, в категориях советского языка представляет собой образец гипнотизирующего средства: «Бьют куранты в тишине — сердце партии. Атом плавится в огне — сила партии. Проросло в полях зерно — мудрость партии, Мудрость партии — на все века». Именно это имел в виду Геббельс, заявляя: мы говорим, чтобы получить эффект. Н. Доризо пишет самогипнотизирующий текст молитвы идолу. Когда в тексте статьи партийного философа сообщается: — «На поприще ума нельзя нам отступать», — писал Пушкин. Эти слова необычайно свежо звучат применительно к концепции развитого социализма» — смысл операции очевиден: имя Пушкина должно связаться в уме читателя с «концепцией развитого социализма». Пушкин и «развитый социализм» должны стать сигналами-синонимами, одно слово должно автоматически вызывать в памяти другое.

О возможности использования языка как инструмента воздействия на человека рассказывает бывший польский министр апровизации Влодзимеж Лехович, арестованный в Варшаве в 1948 г. и просидевший в тюрьме 8 лет. В числе пыток, которым он подвергался, была пытка «словом», Лехович называет ее «пытка шепотом». Она заключалась «в монотонном повторении днем и ночью выразительным шепотом (как если бы говорили стены) фраз, которые должны были вызвать у меня психическую депрессию или мучительные физиологические реакции». Лехович рассказывает, например, что в конце 1949 г., на протяжении нескольких дней и ночей он слышал непрекращающийся якобы диалог двух стражников, состоявший только из фраз: «смотри, как он часто глотает слюну», «в углу рта показалась слюна» и т. д. В конце первого дня заключенный не мог уже заглатывать всю выделяемую им в огромном количестве слюну. Через некоторое время была организована подобная «передача» на тему: потение. Несмотря на холод в камере (дело происходило зимой), многочасовый «шепот», повторявший слова «он потеет», вызывал обильный неудержимый пот у заключенного.