Х Льоренте - История испанской инквизиции (Том I)

XV. 22 марта 1531 года совет писал провинциальным трибуналам, как заметил в одном процессе, будто некоторые бумаги были редактированы не в тех местах, где произошли события, из чего он заключал, что эти формальности были исполнены не в надлежащее время, но в момент приступа к судопроизводству. Он рекомендовал им избегать этого злоупотребления как противного инструкциям. Но указы совета не исполнялись, и мы видели, что та же неправильность возобновлялась и производила другую, более опасную, имевшую в мое время крайне важные последствия. Для дополнения того, что могло быть опущено в течение судопроизводства, решили писать каждый акт, заявление, показание или уведомление на отдельных листах бумаги. Так как в трибуналах инквизиции не употреблялась гербовая бумага и пагинация не соблюдалась на судебных документах, то бывало, что или уничтожали, или меняли те листы, которые хотели скрыть от ведения епархиального епископа, верховного совета и всякой другой заинтересованной стороны. В деле толедского архиепископа Каррансы [634] этот маневр был употреблен инквизиторами, и я сам видел, как были изменены некоторые удостоверения секретаря, потому что их требовали мадридские инквизиторы. Они не воспользовались этим приемом против обвиняемого, но природа злоупотребления позволяла это делать.

XVI. Циркуляр 11 июля 1531 года более замечателен, и он имел больше успеха, чем предыдущие. Предписано было провинциальным инквизиторам направлять в верховный совет для испрошения указаний все приговоры, произнесенные без единомыслия инквизиторов, епископа и юрисконсультов, даже при отсутствии одного голоса. Впоследствии было приказано инквизиторам запрашивать совет о всех приговорах, которые надлежало вынести. Я должен признать к чести совета, что эта мера была чрезвычайно полезна, потому что в общем его решения были справедливее решений провинциальных трибуналов. При разногласии трибунал верховного совета составлялся из очень большого числа просвещеннейших судей, не имевших отношения к обвиняемым, их родственникам и друзьям. Несколько раз совет, увлекаемый, так сказать, злым духом, направлявшим его политику, принимал общие меры, противные благу. Но в частных случаях его поведение было различно, и его принципы в некотором роде ограничивались и смягчались при надобности в произнесении приговора.

XVII. Совет доказал ту же любовь к справедливости, приказав 4 марта 1536 года наказывать денежными пенями, а не сожжением, осужденных, пользовавшихся для собственного употребления золотом, серебром, шелком, изящными одеждами и драгоценными камнями, хотя это им было запрещено под страхом выдачи светской власти.

XVIII. Одним из общих декретов, наиболее противоречащих духу мудрости, который должен был бы одушевлять совет, был декрет 7 декабря 1532 года, которым было приказано каждой провинциальной инквизиции констатировать число и звание лиц, присужденных к различным карам в ее инстанции со времени ее основания, и выставить в церквах санбенито, которых еще там не было, не исключая и принадлежавших лицам, признавшимся и отбывшим свою епитимью в льготный срок. Это распоряжение было исполнено с суровостью, достойной инквизиции. В Толедо инквизиторы велели заменить новыми санбенито обветшавшие от времени и висевшие в средине собора. Их распределили по епархиальным приходам, откуда родом были осужденные. Действие этой меры вызвало разорение и исчезновение многих семейств, дети которых не могли устроиться соответственно тому уважению, которым они пользовались на родине, пока там не знали, что их предки были осуждены инквизицией и отбыли епитимьи в льготный срок или понесли кару публичных аутодафе. Эта неразумная мера могла быть продиктована только ошибочным принципом, что инквизиции полезно показать, как действенно ее усердие, выставив перед глазами народа доказательства такого большого числа приговоров и епитимий. Думали ли принести пользу религии этим возобновлением суровости? Можно ли насчитать много евреев, мавров и лютеран, обращенных инквизицией? Я не думаю, чтобы нашелся хотя бы один. Обращавшиеся перед смертной казнью делали это неискренне или были принуждены к этому только страхом. Видели ли когда-нибудь обращения, произведенные силою убеждения? Может быть, инквизиторы скажут, что цель их учреждения не проповедь для обращения людей путем рассуждения, а наказание виновных? Если таково их намерение, то зачем они соединяют средства светского суда с внутренними средствами суда совести, чтобы выпытать душевные тайны кающегося, заставляя его надеяться на милосердие, если он исповедует и свои и чужие грехи? Почему они не следуют обыкновенным законам и практике других уголовных судей, которые применяют лишь методы, установленные законами для констатирования преступлений? Какая это чудовищная система, принимающая как годные все средства, способные скомпрометировать участь обвиняемых, и не допускающая ни одного из тех, которые могли бы пристыдить клевету или невежество, имеющие часто пособниками фанатизм и суеверие! Совет инквизиции признал сам, хотя немного поздно, несправедливость санбенито по отношению к тем, кто подвергся епитимьям, добровольно отрекшись во время льготного срока, совет сам отменил свой собственный закон семь лет спустя, 13 ноября 1539 года. Но произошло страшное зло из-за любопытства, побудившего множество людей читать и копировать надписи на санбенито в церквах.