Сборник - Че-Ка

Один молодой парень — дезертир обратился к политическим с просьбой написать ему прошение в Ч. К. о том, чтобы его расстреляли. Нет больше сил терпеть — несколько месяцев сидит без передач.

Конечно, не все в таком трагическом положении. В «рабоче-крестьянском» государстве тюрьма особенно нестерпима для бедноты. Кто сумел награбить или наспекулировать достаточно, тот получает передачи или покупает себе всякие привилегии. Доходит до того, что за деньги администрация выпускает арестантов из тюрьмы «в отпуск» на неделю, на две, на месяц. За деньги тайком отпускают на день домой или на базар. Вольность, при старом режиме совершенно немыслимая.

Но бедняку нет пощады. В августе 1921 года, когда питание в Ярославской тюрьме было особенно ужасно, два молодых парня ночью как-то отперли свою одиночку и пробрались в кладовую социалистов. Отперев и там замок, воры набросились на хлеб, и съели его не менее 5–6 фунтов. Потом, набрав хлеба, картошки, масла и сахару, они пытались возвратиться к себе, но «засыпались». Их увидел один из красноармейцев, охраняющий политических. Поднялась тревога и сбежавшиеся красноармейцы начали избивать воров с такой свирепостью, что политические едва их оттащили. Тюремные надзиратели того крыла, в котором сидели воришки, в свою очередь также их избили. Попытка политических затушить дело не увенчалась успехом. Об этом узнала контора и сообщила в Чеку, а на корпус пришли старший и отделенный, которые в третий раз избили воров. Еще через пару часов приехал следователь Чека, злополучных ребят повели на допрос и снова, в четвертый раз, исколотили. С допроса их отвели в карцер без определения срока. Стояла холодная погода, а эти несчастные, голодные и избитые люди валялись на асфальтовом полу карцера и выбивали зубами трели от холода — им не дали ни матраца, ни одеяла, ни теплой одежды.

В этот же день к политическим явился начальник тюрьмы Волнухин — выразить свое соболезнование по случаю кражи. Между прочим он сказал:

— Я так даже не подхожу к ним… Я до того нервенный, что если начну таких сволочей бить, то не могу остановиться. Чорт с ними, все равно их за это расстреляют.

— За что же? — (политические категорически заявили, что у них ничего не пропало).

— Как же, в тюрьме испортили замок и самовольно вышли из одиночки. Это уже явный факт. Нет, таких нельзя миловать…

Через некоторое время воришек куда-то перевели из карцера, а потом они попали в список амнистированных по случаю приезда в Ярославль «всероссийского старосты» Калинина. Определение их преступления, как «явный факт» вводит нас в другую сферу совершенно исключительных мучений, выпадающих теперь на долю арестованных…

Что {96}совершили воришки? Покушение на мельчайшую кражу или — проявление бандитизма? Никаких норм, никаких определений на этот счет не существует. Все решает «революционная совесть» или личное усмотрение следователя или судьи. И здесь амплитуда колебаний широчайшая — от расстрела до освобождения.

Регулярно во всех тюрьмах и подвалах сидят сотни и тысячи арестованных, томимых самой мучительной неизвестностью. Что с ними сделают?.. Могут освободить, но с одинаковым основанием могут и расстрелять… И эта неизвестность, это мучительное ожидание изо дня в день с часу на час, пожалуй, страшнее самого расстрела.

Вот несколько типических случаев из этой области. Во «внутренней тюрьме» В. Ч. К. мне пришлось сидеть с двумя офицерами генерального штаба, Б. и И. Судьба их во многом сходна. Оба состояли в академии генерального штаба, когда началась мировая война. Оба, опасаясь террора и голода, бежали с женами из Питера — один на Урал, другой в Сибирь. Обоих их мобилизовал Колчак. Оба работали у него в генеральном штабе, оба совершили бесконечное отступление, были арестованы в Красноярске, сидели в ожидании расстрела, были зрителями того, как одного за другим вели к стенке их друзей и сослуживцев. Однако, особый отдел какой-то, кажется, 5-й армии, их оправдал и освободил. Некоторое время, приблизительно около месяца они провели на свободе, но не успели еще отдохнуть от пережитого, как вдруг всех оправданных генштабистов потребовали в «Особый отдел» и запросили, желают они служить в красной армии, или упорствуют в своем белогвардействе. Все изъявили согласие служить. Начаты были деловые переговоры, все получили назначение в трудармии, намечены должности для каждого, и им предложили отправиться в Москву, где они получат указание, в какие именно части и куда именно они должны явиться на службу. Получив надлежащие заверения, генштабисты решили ехать в Москву с семьями, для которых начальство предоставило вагоны.