Но остается сказать несколько слов о тяжелом конце этой тяжелой тюремной драмы.
Все заключенные были развезены по четырем тюрьмам: Орловскую каторжную, Ярославскую каторжную, Рязанскую и Владимирскую. И там, догорая, продолжалась неравная борьба. Особенно болезненно протекала она в Орловской тюрьме, где под руководством председателя губчека Полякова стреляли по камерам, едва не убили через дверь старого каторжанина Васильева, ранили через {68}окно Шнеерсона (с.-д.) и Баркаш. Движимые мужеством отчаяния, заключенные опять взялись за самое убийственное оружие — голодовку, но на двенадцатые сутки они, измученные, обессиленные (многие потеряли сознание) — принуждены были сдаться. Летопись их сидения знает и еще более трагическую страницу. Тяжесть всех пережитых испытаний и беспросветный ужас поражения толкнули двух социалистов Егельскую и Суркову кончить жизнь самосожжением. Они подожгли соломенные тюфяки. Пламя быстро распространилось по камере. Своевременно заметили дым надзиратели и вынесли две жертвы в бессознательном состоянии.
Члены центральных комитетов трех партий — Социалистов-Революционеров, Социал-Демократов и Левых Социалистов-Революционеров были переведены в Лефортовскую тюрьму, где тоже не обошлось без драматических эпизодов, в роде стрельбы по окну камеры М. И. Львова. Наконец, после ряда столкновений и взрывов негодования, они были переведены оттуда — сначала во Внутреннюю тюрьму В. Ч. К., а через два месяца обратно в Бутырки, куда к сентябрю стали вновь свозиться развезенные в апреле.
Сейчас начинается новый период большевистского натиска на социалистические партии. Распоряжением Ч. К. социалисты ссылаются в отдаленные окраины Российского государства, откуда мудрено долететь до широкого вольного мира вестям о тех новых испытаниях, которые уготовлены им знаменитым рецептом Ленина о «бережной изоляции» социалистов. Эта «бережная изоляция» на деле оказывается «сухою гильотиной», как назвал тюрьму и ссылку бессмертный Виктор Гюго.
Н. Сутуженко.
В виду бесконечной стоянки поезда на станции Нежин я пошел бродить по городу со своим случайным спутником по вагону — членом Р. К. П. По дороге нам попалось старое здание тюрьмы с новой вывеской: «Советский Дом лишения свободы».
Мой спутник, не предполагая во мне человека, по личному опыту осведомленного о населении подобных «домов», заметил:
«При царе посидели рабочие, теперь пусть посидят буржуи».
Он, конечно, воздержался бы от этого замечания, если бы знал, что перед ним — один из участников «Совещания по созыву Рабочего Съезда», которое in corpore прошло через большевисткий застенок в сезон 1918–1919 года.
Рабочий Съезд первоначально был задуман на июль 1918 года. К назначенному сроку, однако, работы не были закончены. В Москву съехалось около 30 делегатов (от Чрезвычайных Собраний Уполномоченных Фабрик и Заводов, а также от беспартийных работников конференций Петербурга, Москвы, Сормова, Иваново-Вознесенска, Коломны, Бежицы и др. промышл. центров) и было решено, что для съезда представительство не достаточно полное. Съехавшиеся конституировались, как «Совещание по созыву Рабочего Съезда», предполагая обсудить организационные формы его подготовки.
Второе заседание Совещания происходило 23 июля в помещении одного из кооперативных клубов в д. № 9 по Филипповскому пер. Не прошло и полчаса с открытия заседания, как в коридоре неожиданно раздался приближающийся топот бегущих людей и в залу, где мы заседали, как бомба влетел маленький человек с обезьяньим личиком, в съехавшей на затылок крошечной шляпке и с револьвером на прицел в вытянутой вперед руке. Вслед за ним, тяжело топоча ногами, ворвались и буквально запрудили все помещение латышские стрелки, с винтовками на перевес, с нагайками за поясом и с ручными гранатами (!) на поясах.
«Руки вверх!! не двигаться с мест!!» пронзительно закричал человек, оказавшийся впоследствии одним из комиссаров из В. Ч. К., по фамилии Этин.
К каждому из нас бросается по несколько возбужденных, видимо напуганных солдат и производят предварительный обыск — ищут оружия. «Ну, где у вас тут чехословаки?» Очевидно, для вящего успеха операции, отряду была дана о нашем Совещании соответствующая «информация». Это один из обычных приемов Ч. К.
Конечно, ни оружия, ни чехословаков не находят. Только после этого мы получаем возможность опустить руки. Рассаживают по стульям, на расстоянии друг от друга, при попытке обменяться парой слов с соседом или опустить руку в собственный карман за портсигаром, — грубый окрик и дуло револьвера. Председательствующий, питерский рабочий с. — р., член В. Ц. И. К. первого созыва, пытается что-то сказать. Кажется, он требует предъявления ордера; топанье ногами, дикие выкрики, на него наводят револьверы. (Впоследствии при ознакомлении перед предполагавшимся судом с судебным матерьялом, я видел этот ордер. Он был написан на трафаретном печатном бланке, там значилось: «Поручается т. Этину арестовать всех (!) по Филипповскому пер. и произвести выемку книг и товаров».
Читать дальше