Эдмунд Ладусэтт - Железная Маска

Монсеньер Людовик удивленно остановился.

- Да, монсеньер, - добавил Фариболь, - и если вы хотите удостовериться, то здесь имеется еще один приказ, согласно которому перед вами откроются двери Версальского дворца.

- А вы? - спросил монсеньер Людовик.

- Я прощу вашего разрешения нам с Мистуфлетом остаться. Я хотел бы некоторое время исполнять должность губернатора, это меня необыкновенно развлекает. Мы хотим поговорить немного о политике с моим любезным предшественником. Несомненно, он сейчас с нетерпением ожидает меня.

- Как хотите, но обещайте не совершать необдуманных поступков.

- Необдуманные поступки, сир! Тысяча молний! Этим я подал бы плохой пример своим подчиненным!

Они вышли, наконец, из камеры. Надзиратели, послушные приказу, стояли кд некотором удалении от камеры.

- Ожидайте нас в караульном помещении башни, - приказал им Фариболъ.

Следуя за монсеньером Людовиком, они спустились на первый этаж, готовые к любым неожиданностям. Никого не встретив, они подошли к дому губернатора, где стояло несколько оседланных коней из конюшни господина де Сен-Мара.

Не говоря ни слова, монсеньер Людовик вскочил на коня и протянул руку Фариболю и Мистуфлету. Они почтительно поцеловали ее. Не оглядываясь назад, он тронул коня в сторону последнего поста охраны, за которым находился подъемный мост крепости, то есть свобода.

Фариболь и Мистуфлет молча и беспокойно наблюдали за этим последним этапом авантюры и увидели, как пленник удалился.

- Уф! - воскликнул Фариболь, потирая руки. - Все идет отлично!

- Боже мой! - облегченно вздохнул Мистуфлет. - Если бы до самого конца все шло так же!...

- До какого конца?

- Я хотел сказать: до того момента, как мы присоединимся к тому, кто только что уехал отсюда.

Действительно, монсеньер Людовик, предъявив пропуск, подписанный Фариболем, беспрепятственно миновал караул и галопом поскакал прочь. Новый губернатор со своим помощником наблюдали, как он скрылся из глаз.

- Черт побери! - воскликнул Фариболь, выслушав пожелание Мистуфлета. Твои слова не лишены логики и я чувствую какой-то зуд в ногах.

- Нужно уходить, патрон.

- Высокая должность, которой меня почтили, не позволяет мне бежать, высокомерно ответил Фариболь. - Пусть дьявол меня заберет, если я разбираюсь в причинах, по которым мне пожаловали эту должность. Мне кажется, я скоро подам в отставку, но до этого я хочу оставить следы своего пребывания в Бастилии в качестве ее верховного командира.

- Это верно, патрон, но вы забыли, что господин де Сен-Мар...

- Мой уважаемый предшественник подождет, но было бы неучтиво заставлягь его слишком долго ожидать...

Он взял под руку своего ученика и они направились в зал, где оставили бывшего губернатора. Однако их радостное настроение улетучилось, как только они увидели то, о чем подозревал Мистуфлет.

Сен-Мар, подкупив надзирателя, бежал вместе с ним. Они захвгтили двух коней и воспользовавшись неразберихой, царившей в крепости после прибытия нового губернатора, бежали из Бастилии через потайной выход. Часовой, стоявший там, к несчастью еще не знал, что Сен-Мар смещен со своего поста.

- Черт побери! - выругался Фариболь, возбужденно размахивая руками. - И подумать только, что по вине этого бандита я вынужден оставить должность, на которой я хотел славно потрудиться!.. Уносим ноги, Мистуфлет. Развлекаться здесь становится довольно опасно.

Второй раз Мистуфлету это не надо было повторять и спустя минуту к великому удивлению знакомого офицера, встречавшего нового губернатора и его майора, они проскакали на конях по мосту и понеслись прочь с такой поспешностью, словно за ними гнались все тюремные надзиратели Бастилии.

Глава XXVIII

СОЛНЦЕ ПОСЛЕ БУРИ

Уже рассвело, но солнечные лучи слабо проникали сквозь густой зимний туман, покрывавший землю холодным и влажным саваном.

Бледный свет едва проникал сквозь плотно закрытые шторы в комнату, где умирал Людовик XIV.

Умиравший находился один в комнате.

Король, чья мощь вызывала дрожь у других монархов, чей двор изумлял Европу своим богатством, блеском и пышными увеселениями, теперь лежал в предсмертных хрипах и страданиях, покинутый приближенными, подобно тому, как в свой смертный час была также покинута королева-мать Анна Австрийская.

Если бы, несмотря на агонию, он был бы в состоянии вспоминать, то какое горькое разочарование охватило бы его как короля и послужило бы уроком для развращенного сына, огорчившего свою мать в последние минуты ее жизни.