Лев Анисов - Иезуитский крест Великого Петра

«Относительно наставничества Менезия документальных сведений должно было храниться мало, — писал Н. Я. Чарыков, — потому что отношения, в которые, по-видимому, Алексей Михайлович поставил Менезия к царевичу Петру, были совершенно своеобразны и новы.

Они касались, по выражению И. Е. Забелина, «потехи», т. е. такой области, которая не принадлежала к кругу ведомства никакого приказа, не требовала канцелярской переписки, была домашним делом царя и его семьи и регулировалась личным распоряжением государя. Поэтому трудно даже сказать, в делах какого учреждения могли бы найтись по этому поводу документы».

Трудно себе представить, чтобы Иоанн Грозный доверил воспитание своего сына католику. Возникни такая мысль у кого-либо из московитов и узнай о ней царь, не миновать сидения на колу. Но время делало свое. Иные взгляды рождались у людей, иное отношение возникало к иностранцам. Россия переставала быть замкнутым государством, в котором ранее все посещавшие ее отмечали полнейшую отчужденность внутренней жизни от всего иноземного.

Нельзя сказать, чтобы не изменили своего отношения к русским и иностранцы. Время требовало иных действий и поведения с их стороны. Прибыв в Россию, нужно было работать и на нее. Именно поэтому мы видим Менезия участником первого и второго Чигиринских походов. Принимал он участие и в Крымском походе 1689 года. Именно в этом году, 6 октября, проведя два месяца у Троицы в тревоге и надеждах, победив с помощью Бориса Алексеевича Голицына и Патрика Гордона Софью, Петр вернулся с торжеством в Москву. Отныне начиналось его единодержавие.

Едва вернувшись в Москву, Петр вернул туда же Нарышкиных, которые, по свидетельству Невиля, тотчас вызвали в Белокаменную и Менезия.

Петр оказывал расположение Менезию, бывал у него в доме.

Почувствовав в возрасте 57 лет приближение смерти, Менезий вызвал Гордона. Долгий был у них разговор. Горели свечи в комнате больного. Говорить было трудно Павлу Григорьевичу. Он то и дело переводил дыхание.

— Завещаю тебе, — прерывающимся голосом произнес он, — заботу о воспитании трех сыновей моих. Ты мой друг, и ближе тебя нет у меня здесь человека. Помни, они должны быть нашей веры, и пусть будет проклят всякий, кто попытается отклонить их от веры отца.

Гордон закрыл глаза и молча кивнул в знак согласия. Ему было жаль терять друга и родственника, с которым столь многое связывало.

Менезий скончался в 1694 году.

Фанатически преданный своей вере, он, живя среди московитов, много думал и делал практически для проникновения и утверждения католицизма в России. Без устали искал в окружении русских государей людей, которым были бы близки его мысли, и находил их.

В 1679 году секретарь Менезия, саксонец Рингубер, подал Иннокентию XI записку, в которой, как сообщает историк Пирлинг, утверждал, что начальник посольского приказа боярин Матвеев, направляя посольство Менезия в Рим, имел тайное намерение посредством учащения сношений с папой достигнуть соединения церквей.

О мыслях самого Менезия во время его поездки в Рим можно судить по следующему факту: встретившийся с ним в Венеции отец Вота, под впечатлением от неоднократных бесед с русским посланником, поспешил выразить надежду в своей записке о Московии, которую он писал для кардинала Алтиери, что присоединение русской церкви произойдет в ближайшее время, то есть во время правления Климента X. Видимо, Менезий был уверен в этом.

13 сентября 1673 года французский агент в Риме де Бурдемон сообщал своему правительству по поводу окончания миссии Менезия (за действиями русского посланника в Риме наблюдали внимательно): «Те, которые открывают более глубокие причины присылки московского посланника в Рим, замечают, что в виду неоставления московским государем намерения достигнуть польской короны для себя или одного из близких, означенный посланник старается уверить здесь, что тот московит, который был бы избран, в случае вакансий престола, в польские короли, перейдет в католичество».

«В основе миссии Менезия в Рим, — отмечает Н. Я. Чарыков, — действительно таилась цель, о которой говорит Невиль. Но эту цель имели в виду не царь Алексей Михайлович и не Матвеев. Ее преследовал и о ней мечтал Менезий, приветствуемый и поддерживаемый в этом стремлении аббатом Скарлатти, отцом Вотой, нунцием в Вене и теми католиками, которые дорожили более всего церковными интересами и открывали, по выражению де Бурдемона, «более глубокие причины присылки московского посланника в Рим».