Лев Анисов - Иезуитский крест Великого Петра

Маркиз де ла Шетарди знал — у цесаревны двое детей. Соотечественник его Дюкло в своих мемуарах заметит, что «Елизавету побудило вступить на престол только желанию свободно предаваться удовольствиям…». (В скобках заметим, редактор русского перевода мемуаров к приведенным словам сделает свое примечание: «Елизавета имела 8 детей, из которых ни одного не признала и которых одна из ее фавориток, итальянка Жуанна, приняла на свой счет».)

Она любила потолкаться в девичьей, сама наряжала прислугу к венцу и любила смотреть в дверную щелочку, как веселится дворня. Ласковая в обращении, из-за пустяка приходила в неистовство и бранилась резко, не разбирая, кто пред нею — мужчина или женщина.

Молясь в домашней церкви долго, неистово, по временам прерывала молитву, дабы подойти к зеркалу и лишний раз полюбоваться на свои «приятности». От вечерни мчалась на бал.

Родилась она вне брака. Едва немного подросла, ее сдали на руки француженке-гувернантке госпоже Латур, дабы научить отлично говорить по-французски и великолепно танцевать менуэт.

В селе Измайлово, где прошли ее детские годы, как бы сталкивались старая и новая Русь. На одном конце села жила вдова царя Иоанна Алексеевича Прасковья со своими дочерьми Екатериной и Анной, державшаяся строгих старомосковских правил и чтившая заповеди Домостроя, а на другом конце, в новых правилах, воспитывалась Елизавета Петровна. Из спальни ее несся смех, не умолкала французская речь. Надзора за дочерью Петра практически не было и, надо думать, влияние госпожи Латур было далеко не безвредным. Гувернантка была склонна к авантюризму и весьма сластолюбива.

Елизавете не было и тринадцати, когда Петр, в торжественной обстановке, обрезал ей крылышки. Тогда, в те далекие годы, девочки знатных домов носили в качестве символа ангельской невинности маленькие белые крылышки на платьях. Государыня цесаревна «Елизавет Петровна» была объявлена совершеннолетней.

Она могла считать себя настоящей принцессой на выданье. Прекрасная танцовщица, любительница музыки (надо сказать, даже кваканье лягушек вызывало у нее интерес, она находила в нем мелодичность), хорошо владеющая итальянским, немецким и французским языками, кои преподавали ей графиня Маньяни, учитель Глюк и виконтесса Латур ла Нуа, Елизавета должна была дожидаться хорошего жениха.

Государь намеревался выдать ее за одногодка дочери — французского короля Людовика XV. Велись переговоры чрез французского посла Кампредона. Но Версаль смущало происхождение принцессы, родившейся от «подлой» женщины. А вскоре оттуда пришла весть, что правительство регента герцога Орлеанского избрало невестой Людовику инфанту испанскую. Петр не оставлял мысли породниться с Версалем. Он все более останавливал теперь взор свой на сыне регента, герцоге Шартрском, неженатом молодом человеке. Если бы брак удался, Россия помогла бы герцогу взойти на польский престол и тогда, по мысли царя, три страны, связанные тесными узами крови, могли бы действовать заодно. Преследовал русский правитель и еще одну, тайную, мысль: король Людовик XV слаб здоровьем, и в случае кончины его, умри он бездетным, вероятным кандидатом на французский престол становился бы герцог Шартрский.

Версаль отмалчивался, и, можно сказать, рушилась на глазах идея о русско-французском союзе, коей жил долгое время Петр I, а точнее сказать, которую порождала политическая обстановка в Европе.

Впервые о прямых попытках к русско-французскому союзу упоминается в хрониках XVII века. В 1629 году к государю Михаилу Федоровичу явилось, как пишут, чрезвычайное посольство от Людовика XIII. Возглавлявший посольство Дюгэй-Корменен, как то было повелено королем французским, приглашал русского государя объединиться в союз. Русский «белый» царь — глава православия, король Франции — глава католических стран. Объединись два таких «потентата», и покорятся им все другие государства.

Набожный Михаил Федорович внимательно выслушал предложение, но ограничился лишь уверениями в дружбе.

Петр, разгромив шведов и отомстив туркам за неудачный Прутский поход, остановил взор свой на Франции. В Голландии, представлявшей в то время нечто вроде «камеры международных соглашений» и в которой ранее, с помощью Лефорта, Петр I был принят в масонскую ложу, чрез князя Куракина Петр обратился к представителю Франции в Голландии маркизу Шатонефу — человеку весьма серьезному и прагматическому, к мнению которого прислушивались тонкие политики, с предложением завязать союзные отношения с Версалем. Куракин попросил Шатонефа сообщить своему правительству: Петр I готов с этой целью прибыть в Париж.