Борис Владимиров - Комдив. От Синявинских высот до Эльбы

Чтобы сдержать атаки наших войск, гитлеровское командование ввело в действие все свои резервы, сосредоточенные на этом направлении. Когда же их оказалось недостаточно, оно сняло две пехотные дивизии из-под Ленинграда и бросило их против наших войск. Только с вводом в бой двух этих дивизий противнику удалось локализовать прорыв переднего края, осуществленный нашими частями в районе Поречья.

Такова преамбула операции 8-й армии, выступающей из района Вороново в общем направлении на Мгу — железнодорожный узел и крупный населенный пункт, как об этом рассказывает в своей книге «Неколебима как Россия» К. А. Мерецков.

В целях усиления 8-й армии 9 августа 311-я дивизия, напутствуемая командующим 54-й армией генералом C. B. Рогинским, хорошо укомплектованная личным составом и боевой материальной частью, выходит из состава этой армии и сосредотачивается в районе Корбусель, Вороново, где и поступает в распоряжение командования 8-й армии. 13 августа по приказу командарма 8-я дивизия сосредотачивается в районе деревни Килози, Назия, Марково с задачей быть готовой развить успех 256-й стрелковой дивизии.

4 августа, т. е. на следующий день, зная уже, что нам предстоит действовать на направлении наступления 256-й стрелковой дивизии, мы с командирами полков, начальником разведки Е. Г. Шуляковским и дивизионным топографом капитаном Комлевым вышли на наблюдательный пункт командира этой дивизии для рекогносцировки местности и противника.

Ознакомившись с полосой местности, на которой предстояло действовать нашей дивизии, мы обратили внимание, что она совершенно голая, изрытая системой траншей, ходов сообщений и воронками от разрывов снарядов. Нас удивило еще и то, что ни противник, ни наши войска никакой активности не проявляли, хотя немцы вели артналеты, но войска 8-й армии молчали. Чтобы более детально изучить обстановку, мы, пользуясь ходами сообщений, прошли к передовым подразделениям частей 256-й дивизии.

По небольшому числу бойцов в траншеях и по множеству воронок от снарядов и авиабомб было видно, что прошли тяжелые бои и части понесли значительные потери. От командиров и бойцов мы узнали, что дивизия во второй половине июля атаковала передний край противника и, овладев одной из его траншей, была остановлена огнем и контратаками. Впереди, в 200 м, оборонялся противник. В глубине его обороны, примерно в 2 км, выделялась над всей окружающей местностью возвышенность, обозначенная на карте отметкой 40.4. Ее здесь называли высотой. Высота эта с пологими скатами в нашу сторону являлась основным ключевым пунктом гитлеровцев на этом направлении. С нее на большом расстоянии просматривалось расположение наших войск. В нескольких километрах западнее высоты несколько раз за сутки поднимался аэростат, с которого велось наблюдение на большую глубину за всей впереди лежащей местностью. По команде с аэростата указывались цели в расположении наших войск, открывался и корректировался артиллерийско-минометный огонь. Наши войска несли большие потери от точного огня неприятеля. У меня создалось впечатление, что никто из артиллеристов 8-й армии почему-то не стремился уничтожить ясно видимую и очень вредную цель.

После короткой рекогносцировки местности и предварительных наметок исходного положения для наступления я отпустил командиров частей в расположение своих полков, а с разведчиком и топографом решил еще раз понаблюдать за противником в стереотрубу с наблюдательного пункта командира 256-й дивизии, чтобы вчерне наметить план предстоящего боя. Надо сказать, что после того, как мы побывали в траншеях, занятых 256-й дивизией, и рекогносцировки противника нам стало совершенно ясно, что нашей дивизии придется не «развивать успех прорыва», а самым настоящим образом прорывать оборону хорошо закрепившихся на ранее оборудованных позициях немцев. Открытая, без единого кустика, песчаная местность играла на руку нашему врагу.

Мне хотелось расспросить командира дивизии о поведении противника, его огне и контратаках. Однако генерал Ф-в, плотный, с ярким румянцем на толстых щеках, пребывал в непонятном мне настроении. Я чувствовал неприязнь в его отношении ко мне. Казалось, надо бы радоваться, что подошла свежая дивизия продолжать начатый бой. Мне приходилось клещами вытаскивать из него каждое слово. Он не сказал ни одной законченной фразы, только лаконичные «да» или «нет» в ответ на все мои вопросы. Видимо, что-то было с ним не то, какой-то червь точил. Это было тем более странно, что, как правило, на фронте нового человека, с которым предстояло воевать бок о бок, встречали радушно.