Давид Голинков - Крушение антисоветского подполья в СССР. Том 2

В центре Москвы, на месте, где раньше находилась гостиница «Метрополь», автор помещает воображаемый сквер, а в нем гигантскую колонну, составленную из пушечных жерл, украшенных барельефом. На вершине колонны — три бронзовые фигуры, обращенные друг к другу спиной и дружески взявшиеся за руки, — памятник деятелям великой революции. Это, оказывается, фигуры Ленина, Керенского и Милюкова. На барельефе изображены еще фигуры Рыкова, Коновалова, Прокоповича. Так Чаянов уравнивает политически непримиримых антиподов, опошляя историю.

Основой хозяйства «страны крестьянской утопии», апостолом которой выступил Чаянов, является (и остается навсегда) мелкое трудовое индивидуальное крестьянское хозяйство. Из повествования видно, что крестьянские наделы были крохотными, 3–4 десятины на двор. Одновременно существовали и крупные частновладельческие крестьянские хозяйства.

Чаянов воспевает ручной труд крестьянина — мелкого производителя, движимого собственническими побуждениями.

Так как основой хозяйственной жизни в «стране крестьянской утопии» является индивидуальное частное земледелие, то промышленности в ней и рабочему классу отводится подчиненная роль; они призваны обслуживать сельское хозяйство, крестьянина. Существует и частная инициатива капиталистического типа.

Итак, «страна крестьянской утопии» оказывается кулацкой страной, в которой существуют капиталистические порядки. Неонародническая теория Чаянова, ее антикоммунистическая, антирабочая направленность отражала кулацкую идеологию и, несомненно, служила теоретической основой кулацкой контрреволюции в Советской стране. Книга Чаянова была как бы кулацким манифестом, кулацкой политической платформой, прикрываемой мелкобуржуазной фразой о «трудовом крестьянстве».

Но вскоре Чаянов перешел на позиции кондратьевщины — откровенно кулацкой, буржуазной теории, без прикрас проповедующей возврат к капитализму. Выступая против коллективизации, Чаянов защищал теперь не мелкое «трудовое» хозяйство. Он считал, что оптимальным, наиболее рентабельным является индивидуальное сельское хозяйство размером: для многополья — 200–250 десятин, для удобряемого поля — 500–800 десятин, а для залежного поля — 1800–2000 десятин, то есть откровенно кулацкое хозяйство.

Объединенная группа Кондратьева — Чаянова образовала в течение 1926–1929 гг. антисоветскую подпольную «Трудовую крестьянскую партию», которая вела вредительскую работу в советских хозяйственных и плановых учреждениях и пыталась наладить антисоветскую деятельность среди крестьян, натравливая их против коллективизации. В партию входили эсерствующие интеллигенты и кулаки.

Глубокий кризис переживали и остатки меньшевистских групп.

В 1924 г. ЦК РСДРП (меньшевиков) опубликовал за границей «Платформу РСДРП», в которой сформулировал свои программные и тактические установки в связи с нэпом. Отрицая возможность социалистического строительства в СССР, меньшевики вновь предлагали рабочему классу принять политику соглашения с другими классами и партиями для создания в стране «последовательного демократического государственного строя». Они требовали вернуть большинство предприятий бывшим собственникам, уничтожить монополию внешней торговли, с заменой ее государственным регулированием и системой таможенных пошлин. В сущности, это была программа реставрации капиталистического строя в стране, но программа не предусматривала насильственного свержения Советской власти. Меньшевики, как они говорили, намеревались «безболезненно» добиться своих целей; они полагали, что восстановление капитализма «неизбежно» должно последовать в результате «углубления нэпа».

Но жизнь опрокинула меньшевистские надежды и их рецепты устройства экономики и политики страны. Развитие СССР пошло по социалистическому пути. И меньшевики осознали приближающееся полное крушение своих надежд. Все чаще среди меньшевистских «активистов» раздавались призывы перейти к активной борьбе против большевиков. Член ЦК РСДРП (м) Бронштейн в «Социалистическом вестнике» заявил, что «Платформа РСДРП» 1924 г., основанная на идее «соглашения с большевистским правительством» при условии его уступок («углубления нэпа»), ушла теперь в «невозвратное прошлое». «Политические и экономические требования, — писал он, — должны быть не платформой соглашения, а платформой народной борьбы». Почти то же твердил и другой меньшевистский лидер, Абрамович. Он указывал, что Советская власть не пойдет па «добровольную самоликвидацию», что «гораздо более вероятной перспективой является перспектива… всенародного восстания против Советской власти», то есть предлагал сделать ставку на насильственное свержение Советской власти.