За свою славную и столь необходимую победу М. И. Кутузов был удостоен лишь графского титула, хотя все воины русской армии считали справедливым награждение его чином генерал-фельдмаршала. Полководец не пользовался благосклонностью императора Александра, поэтому начало войны 1812 года он встретил в отставке, в своем поместье Горошки. Никто генерала в столицу не звал, но он выехал в Петербург. 29 июля 1812 года столичное дворянство избрало Михаила Илларионовича начальником Петербургского ополчения.
Михаил Илларионович уделял большое внимание боевой подготовке ополченцев, овладению ими элементарными тактическими приемами борьбы: знать свое место в ряду и шеренге, не терять друг друга в рассыпном строю, уметь правильно заряжать ружье, стрелять и действовать штыком, знать повороты, маршировку, построение фронта, колонн и отделений.
Почти месяц знаменитый полководец занимался подготовкой ратников. Между тем обстановка на фронте становилась все напряженнее. Бесконечное отступление казалось чудовищным армии, помнившей Суворова. Военного министра М. Б. Барклая де Толли обвиняли в нерешительности, трусости и даже измене. Встал вопрос: кого избрать главнокомандующим всеми русскими войсками? Члены Государственного комитета долго искали и обсуждали кандидатуры на этот пост. Для собравшихся было ясно, что более других подходит кандидатура М. И. Кутузова, но о нем не желал даже и слышать царь.
По мнению некоторых исследователей, мощное воздействие на царя оказало сплоченное масонское братство. Выбор масонами Кутузова не был случайным – полководец занимал высокое место в ордене. Наполеона же русские вольные каменщики считали «злом, одетым в броню». Уступая голосу армии и общества, Александр I возвел 68-летнего Михаила Илларионовича в княжеское достоинство и назначил главнокомандующим русской армией. 23 августа 1812 года Кутузов выехал в войска.
Назначение прославленного генерала рязрядило то крайнее напряжение в армии, которое постоянно возрастало с каждым шагом ее отступления. Хотя, и это естественно, были и недовольные назначением. Даже П. И. Багратион вопреки сложившимся в исторической литературе представлениям о чуть ли не идиллических отношениях с Кутузовым в конфиденциальных письмах к особо доверенным лицам весьма недружелюбно высказывался на сей счет. Ростопчину он писал о новом главнокомандующем: «…Если особенного повеления он не имеет, чтобы наступать, я вас уверяю, что тоже приведет к вам, как и Барклай…»
Кутузов действительно всецело одобрил стратегию Барклая – его распоряжения по существу лишь подтверждали распоряжения предшественника. Прибыв 29 августа в Царево-Займище и обходя почетный караул, главнокомандующий сказал громко: «Ну как можно отступать с такими молодцами!» Весть об этих словах быстро разнеслась в войсках. Солдаты радовались: «Приехал Кутузов бить французов!» Однако 30 августа армия получила приказ отступать. Опытный полководец понимал, что войска, прошедшие с боями более 800 километров, нуждались в отдыхе и пополнениях.
Ударом для Михаила Илларионовича стало то обстоятельство, что резервов, о которых ему говорили в Военном министерстве и на которые он возлагал большие надежды, в действительности не оказалось. До Москвы оставалось всего 150 км, а численно превосходившие и наседавшие со всех сторон войска Наполеона не давали возможности оторваться. Кутузов, видимо, пришел к мысли, что сорвать наступательный порыв Великой армии может лишь ее вступление в Москву. Реально оценивая положение, русский полководец менее всего желал начинать решительное сражение. Однако он вынужден был считаться с настроениями армии, общества и императора. Местом великой битвы стало Бородинское поле. Избранная позиция защищала основные пути, ведущие к Москве. Ее фланги хорошо прикрывались рекой Москвой и полосой лесов, реки и овраги, находившиеся с фронта, ограничивали маневрирование французской армии. Русские же инженерные войска за день до битвы возвели четыре моста через овраги, устроили пятнадцать спусков и могли быстро перебрасывать войска с фланга на фланг. В отношении численности войск, принимавших участие в сражении, назывались и называются разные данные. Думается, что близкими к истине являются цифры: 116 тысяч строевых солдат (с казаками и ополченцами свыше 150 тысяч), с 640 орудиями – у русских и 134 тысячи (в том числе 15 тысяч нестроевых солдат) с 587 орудиями – у французов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу