Карл Бартц - Трагедия абвера. Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935–1945

– Каковы полномочия? – спрашивает адмирал Канарис.

– Проведение личного досмотра, и притом прямо на месте.

Канарис бросает взгляд на Остера, и тот медленно вытягивает документ из-под пиджака и передает его главному военному судье.

– Пройдемте в ваш кабинет, – говорит доктор Рёдер.

Генерал, не произнося ни слова, покидает кабинет Догнаньи.

Канарис, качая головой, бормочет:

– Как же так? Ну как же это так?

Догнаньи скрещивает руки на груди, чтобы они не так заметно дрожали. Он чувствует, что силы готовы оставить его.

Теперь доктор Рёдер обращается к нему:

– Герр фон Догнаньи, отоприте сейф!

– У меня нет с собой ключа.

– Тогда пошлите за ним.

Тут Догнаньи хлопает себя по лбу, подходит к пальто, висевшему рядом с письменным столом, лезет в карман и вынимает ключ.

– Пожалуйста, откройте сами! – говорит доктор Рёдер.

Твердым шагом фон Догнаньи подходит к сейфу, который стоит рядом с дверью в кабинет Остера.

Там лежат чистые формуляры. Затем документ с грифом V 7. Его содержание гласит, что семеро евреев под видом доверенных лиц переправлены абвером в Швейцарию. Догнаньи вывез троих из них – адвоката Арнольда с семьей; остальные приходились на счет Канариса. Позднейшие изыскания показали, что многие из этих доверенных лиц службы Z были очень пожилыми, а один – так вообще слепой.

Но в сейфе обнаружили и другие документы огромной важности. Там были отчеты о командировках в Рим и Швецию. (Поездка Бонхёфера в Швецию с графом Мольтке.) Имелась записка с машинописной пометкой, что некий круг офицеров ОКВ, круги протестантской церкви и промышленников пришли к решению устранить национал-социалистический режим. Эта записка была помечена чернильной буквой «О» и снабжена датой 17 марта.

Когда Канарис немного приходит в себя, он проявляет большой интерес к той записке, которую Остер пытался похитить.

– Покажите мне еще раз документ!

Но Рёдер отказывается.

– Сожалею, но так не пойдет, господин адмирал. Предлагаю, не просматривая, запечатать документ в пакет и скрепить его нашими подписями.

– Не возражаю, – с досадой говорит Канарис.

После этого доктор Рёдер идет в кабинет генерала Остера. Остер в своем бюро. Он ходит взад-вперед и нервно курит сигару. Рёдер подходит к его письменному столу, берет лежащие на нем чернильные карандаши и кладет их в конверт.

– Что это значит? – смущенно и удивленно спрашивает Остер.

– Чернильные карандаши – вещественные доказательства и, как таковые, изымаются.

(Если бы Рёдер тогда обыскал сейф Остера, он, вероятно, наткнулся бы на документы, свидетельствовавшие о существовании заговора!)

Рёдер выходит из кабинета Остера и направляется обратно в бюро Догнаньи. Вещественные доказательства собраны.

Рёдер – Догнаньи:

– Я вынужден арестовать вас. Надевайте пальто и следуйте за мной.

Догнаньи был слишком хорошим юристом, чтобы сопротивляться.

– Пожалуйста, – говорит он сдержанно, – я в вашем распоряжении.

На седьмые сутки был выписан ордер на арест жен Догнаньи и Дитриха Бонхёфера.

Чистая случайность, что Догнаньи стал первой жертвой в абвере. Именно профессиональный, логично мыслящий Догнаньи. Самая умная голова заговора – и самая осторожная. Догнаньи всегда считал все вещественные улики опаснейшим делом и противился любым письменным свидетельствам. Но и он не сумел настоять на своем вполне разумном мнении. Пунктуальный Бек, бывший начальник генерального штаба сухопутных войск, генерал-полковник в отставке, неукоснительно требовал письменной фиксации всех шагов, предпринимаемых заговорщиками. Он был в высшей степени заражен чисто немецкой манией документально отражать каждый шаг, каждое высказывание. Последствия оказались ужасными!

Тщательно хранился любой отчет, любая бумажка. Если бы все эти документы были обнаружены, то тело заговора без всяких покровов оказалось бы на анатомическом столе.

Но старый Бек требовал документальных подтверждений. В случае удачного восстания он желал иметь в руках все доказательства для немецкого народа, насколько рано оппозиция начала действовать против Гитлера. Ему хотелось, чтобы он был в состоянии досконально продемонстрировать грехи режима; всю деятельность оппозиции следовало представить общественности документально.

Удар был ужасным. Этот внезапный переход от свободы к четырем стенам одиночки. Однако вскоре мысли Догнаньи пришли в порядок. Что ему могут инкриминировать? Что о нем знают?