Евгений Тарле - Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.

Влиятельнейшие слои рабочей массы, рабочие всех специальностей, близко связанных с производством вооружения, военного кораблестроения и т. п., первые стали обнаруживать тенденцию к отказу от лозунгов революционной борьбы против милитаризма, и их часто и резко упрекали их противники в измене революционным лозунгам во имя собственных материальных выгод: сохранения работы и увеличения заработной платы. Но не только в них было дело: и в некоторых других категориях рабочей массы обнаруживалось более или менее широко распространенное стремление к отказу от активной борьбы против той решительной подготовки к военным выступлениям, которая открыто велась правящими кругами всей Европы. Дело было не только в том, что как в Соединенных Штатах, так и в Англии могущественный рабочий класс абсолютно не влиял (и даже не часто и пробовал влиять) па правительство именно в области этих проблем внешней политики, вооружений, конфликтов и т. д. В обеих англо-саксонских державах чисто политическая организация рабочего класса была внове, но и в Германии социал-демократия в главной своей массе еще задолго до бернштейновского ревизионизма очень вяло и очень мало протестовала против внешней политики своего правительства. А в последние годы перед войной 1914 г. она даже выдвинула публицистов, которые, по существу дела, по мере сил трудились своим пером на пользу пропаганды завоевательной политики.

Во Франции вождь социалистической партии Жорес больше других старался вести борьбу против колониальных захватов и других проявлений воинствующей дипломатии Третьей республики, но его в этих вопросах поддерживали слабо и недружно, и он оказался бессилен хоть в чем-нибудь реально помешать Делькассе или Клемансо, или любому из их последователей. Тут же подчеркну, во избежание недоразумений, что рядом с «рабочей аристократией» были и рабочие пролетарские массы в точном смысле слова, были люди, жившие в условиях ничтожной заработной платы и сверхсильного труда, рядом с правым крылом в социалистических партиях существовало и левое крыло, рядом с ширившимся ревизионизмом шла публицистическая и агитационная деятельность Либкнехта, Розы Люксембург, Клары Цеткин, того же Иогихеса, революционно настроенных приверженцев прямого действия во Франции, в Англии, в Италии, в Бельгии. Эти левые течения получили могущественную идейную поддержку, когда разразилась русская революция 1905 г. и когда вопрос о революционной роли всеобщей забастовки внезапно стал на очередь дня. Между 1905 г. и взрывом мировой войны 1914 г. были налицо такие факты, как ряд грандиознейших проявлений экономической борьбы рабочего класса в Англии, как ряд больших стачек во Франции, причем были уже налицо и стачки синдицированных государственных чиновников (почтово-телеграфных служащих), резче стали звучать голоса представителей левого крыла социал-демократии в Германии. И все-таки даже и тени какого бы то ни было активного сопротивления внешняя политика всех великих держав перед войною не встретила, хотя эта политика на глазах у всех прямо и спешным темпом вела к войне и Фридрих Адлер в январе 1915 г. с отчаянием восклицал: «Не тот факт, что пролетарии стоят друг против друга в окопах, а то, что они в каждой стране объединяются с господствующими классами, — вот что ощущается, как крах социал-демократической идеологии, как поражение социализма» [5] Адлер Ф. «Возрождение Интернационала». П., 1919, стр. 8. . Нам тут важно отметить пока, как сказано уже, только недостаточное противодействие части рабочего класса империалистской политике правительств перед войной.

Для меня методологически неприемлемо воззрение, на котором все больше и охотнее настаивает в последние годы Каутский, — то воззрение, что капиталистическое развитие последней эры всемирной истории не должно было «обязательно» вызвать к жизни агрессивно-империалистскую политику. Примкнуть к этому воззрению значило бы неминуемо быть принужденным заниматься бесплодными и наивными поисками пресловутых «виновников войны» и объяснять мировое землетрясение предосудительными качествами Вильгельма, интригами Пуанкаре и честолюбием Извольского. Иного логического выхода нет, и со все усиливающимся недоумением вникал я в тот аргумент, который, по-видимому, представляется старому теоретику наиболее победоносным: агрессивная политика империализма является «наиболее дорого стоящим и наиболее опасным методом» из всех современных методов капиталистической политики. Совершенно верно, — но что же отсюда можно вывести? Как будто история делается после зрелого, дружеского, всеобщего обсуждения вопроса о войне и взвешивания и подсчета выгод и невыгод, после чего обсуждающие и решают: стоит ли повоевать друг с другом или, может быть, воздержаться?