Сергей Кабанов: На дальних подступах

Таково было первое зрительное представление о морских фортах, полученное мною в то октябрьское утро двадцать третьего года от старшины Новикова. На всех этих фортах мне предстояло в будущем служить.

У подножия бруствера возле погребов нас уже ждали батарейцы, собравшиеся по собственному почину. Все рослые, как на подбор. И все — мои сверстники, только призывались они на год позже. Обмундированы были хорошо, но вместо сапог или ботинок носили «штиблеты в клеточку». К лаптям они были привычны: большинство батарейцев — псковичи, вологодские и новгородские. На жизнь не жаловались, был бы только хороший харч. В столовой обедали стоя, ели из общих бачков — один бачок на десятерых. А спали на матрацах с трухой: солому полагалось менять два раза в год, но кончалась уже вторая осень, а смены не было.

Было от чего прийти в отчаяние. За несколько часов на меня обрушилось столько неожиданного: и сам форт, и неведомые мне системы и калибры, и непонятное положение «врио командира батареи» — других средних командиров на форту не было, значит, быть мне не только командиром взвода, но и помощником Резника, когда он вернется, — я еще не знал, что уехавший в Кронштадт командир так и не вернется, а меня ждут и другие сюрпризы.

Они начались в тот же день.

Едва я вошел в каземат, раздался телефонный звонок.

— Временно исполняющий обязанности командира второй батареи краском Кабанов слушает! — произнес я так, как нас учили в школе.

Пауза. Молчание. Потом чей-то приятный голос:

— Как вы сюда попали?.. Где командир батареи товарищ Резник? Позовите его к телефону.

Я объяснил происшедшее и услышал в ответ смешок.

— С вами, товарищ Кабанов, говорит командир первого дивизиона Валентин Петрович Селицкий. Жаль, что мы знакомимся по телефону. Но виноваты в этом не вы. Я разберусь. Немедленно снимайте с позиции все четыре орудия батареи. Через двое суток материальная часть и весь боезапас должны быть сосредоточены на причале и готовы к погрузке. Вызовите старшину батареи Новикова, он все знает. А вы — учитесь. И не стесняйтесь этого. Вы, наверно, полевик, многого не знаете. Так учитесь…

Мой ангел-хранитель Новиков уже все знал: еще летом батарею предполагали снять с нашего форта и перевести на правый фланг Первомайского. С работой справились за двое суток без меня, мне оставалось лишь приглядываться и учиться: переучиваться, как сказал Селицкий, полевику на морского артиллериста-береговика.

В артиллерийской школе я изучал трехдюймовые пушки образца 1902 года и сорокадвухлинейные образца 1910 года. Знал правила стрельбы полевой артиллерии, умел чистить лошадей, ездил верхом, знал конный строй батареи. Но в морской крепости я оказался полным профаном. Все иное — и пушки, и снаряды, и цели, а значит, и сама стрельба. Как я буду командовать взводом? Да и взводом ли?..

Когда пушки Виккерса увезли, казалось, наступит передышка, отсрочка, за зиму подучусь. Но я ошибся. Батарейцы вместе с Новиковым ушли на зиму в Кронштадт в Северные казармы. Меня со взводом оставили на форту нести караульную службу и, кроме того, как скоро выяснилось, охранять государственную границу, хотя такой задачи никто нам прямо не ставил.

Оказалось, что служба на фортах в те времена делилась на летнюю и зимнюю. Летом — «летние лагеря», так почему-то называли пребывание батареи на фортах; зимой — зимние квартиры в кронштадтских казармах. На фортах Красноармейском, Первомайском и «Риф» оставались малочисленные дежурные батареи: на Северных номерных — дежурные взводы на четвертом и шестом. Но в эту зиму дежурный взвод полагался только на четвертом, а на шестом форту — ни души, хотя пушки и боезапас остались на месте. Это казалось нелепостью, но возлагало на наш взвод повышенную ответственность.

Границу тогда охраняли два пограничных отряда — в Сестрорецке и Ораниенбауме. Каждому был отведен свой участок побережья и сухопутной границы. Залив зимой на льду не охранял никто. А зима настала ранняя, свирепая, кругом лед, торосы, метели, сугробы. По льду почти открыто сновали между Финляндией и Петроградом какие-то люди.

Мой помощник по взводу крепыш Пацев, прослуживший в крепости уже несколько лет, рассказывал мне, что зимой 1918/19 года финны даже днем катили на тройках из Териоки в Петроград, перевозя через коридор между фортами контрабанду. За несколько часов они беспрепятственно пересекали по льду залив до Лисьего Носа. Разница между девятнадцатым годом и двадцать третьим заключалась лишь в том, что теперь границу нарушали не днем, а ночью. Вот этому-то мы и должны были воспрепятствовать.