Лев Гумилёв - От Руси к России. Очерки этнической истории

Хованский умело лавировал между Софьей и войском, одновременно возбуждая в стрельцах недовольство правительством. Так, Хованский жаловался стрельцам на недостаток денег в своем приказе, что якобы не позволяет ему наградить стрельцов как следует за их службу. Стрельцы, со своей стороны, всячески хотели укрепить собственные позиции и ослабить позиции бояр. Ослабить бояр можно было, лишив их верных слуг — дворовых людей. Поэтому стрельцы объявили свободными тех из них, кто «заложился» в кабалу в течение двух последних лет, хотя сами холопы всячески противились такому насильному освобождению. Ведь порвать «кабальную запись» означало лишиться сытного куска, снять шикарный кафтан и идти в батраки, сменив саблю и ездового коня на лопату и вилы.

Поскольку Хованский не мешал стрельцам проводить реформы согласно их вкусам и наклонностям, популярность его в стрелецком войске росла. Летом 1682 г. ситуация накалилась до предела. Правительница Софья прекрасно понимала, что опасность, угрожающая ей со стороны Хованского и стрельцов, растет не по дням, а по часам. И тогда она сделала решительный шаг — с царевичами Иваном и Петром в сопровождении свиты она покинула Москву и выехала в подмосковное село Коломенское. Из Коломенского Софья направилась к знаменитому Троице-Сергиевому монастырю, приказав собираться там же дворянскому ополчению.

Отъезд царевны поверг стрелецкое войско в смятение. «Надворная пехота» хорошо представляла себе меру непопулярности своих действий среди пограничных воинских частей. Столкновение с дворянским ополчением также не сулило стрельцам ничего хорошего. Единственным спасением для них было сохранение существующего порядка, при котором они могли шантажировать правительство. Поэтому в Коломенское направилась стрелецкая депутация с целью убедить Софью в отсутствии у стрельцов злых умыслов и вернуть ее в Москву. Софья благоразумно отказалась возвращаться. Но, стремясь выиграть время, успокоила стрелецких выборных, притворившись ничего не подозревающей, глупой женщиной. Меж тем всем боярам под предлогом встречи сына украинского гетмана Самойловича было предложено явиться в село Воздвиженское, где Софья сделала остановку по пути к монастырю. Направился туда и не ожидавший подвоха Хованский. А в это время боярин Михаил Лыков, отчаянный пограничный рубака, получил приказ Софьи схватить Хованского и с небольшим отрядом дворян напал на его лагерь. Смяв шатер Хованского конем, воевода схватил спавшего князя Ивана за шиворот и, перекинув через седло, привез его к царевне Софье. Без лишних проволочек, тут же в пыли у дороги, Хованскому отрубили голову.

Испуганные перспективой войны с дворянским ополчением, стрельцы и не подумали подняться на защиту своего начальника. Почувствовав силу и решимость Софьи, они согласились на все условия правительства, выдали зачинщиков и приняли в качестве начальника Стрелецкого приказа преданного Софье и крутого на расправу думного дьяка Федора Шакловитого. Хованщина кончилась.

С усмирением стрелецкого бунта началось открытое правление Софьи, опиравшейся на клан Милославских. Главой правительства стал фаворит правительницы — князь Василий Васильевич Голицын. Образованный человек, прекрасный дипломат и политик, князь Голицын был ярым сторонником участия России в европейских делах на стороне католических стран: Австрии, Речи Посполитой и Венеции. Но эта политика была не просто непопулярна в стране. Для большинства русских людей она была непонятна и непривычна. Еще совсем недавно, при патриархе Филарете и царе Михаиле Федоровиче, при Никоне и царе Алексее Михайловиче, русские внешнеполитические установки были противоположны. Россия выступала против Польши, а в ее лице — против всего католического Запада, стремясь к «торжеству православия». Кроме того, что такая политика России находила поддержку у украинцев и белорусов, она являлась и вполне ортодоксальной с христианских позиций. Ведь жестокое обращение с православными, принятое у католиков, не шло ни в какое сравнение с тем, как относились к балканским христианам в Османской империи.

Турки, которые владели большей частью православных стран: Сербией, Болгарией, Грецией, Молдавией, Валахией, — а также Сирией и Египтом, где была велика доля христианского населения, обращались с христианами довольно мягко. Конечно, христиане не могли служить в армии и носили оружие только в исключительных случаях, сделать большую карьеру они могли, лишь приняв ислам. Но тот, кто не желал делать карьеру и не хотел принимать ислам, мог спокойно жить и работать, свободно посещать христианские храмы, читать и даже издавать православные богослужебные книги. Свобода совести рассматривалась как один из принципов государственного устройства империи, ибо турки XVII в. здраво полагали, что лучше собирать с христиан дополнительный налог, чем разжигать в своей стране гражданскую войну. А деньги были очень нужны туркам для содержания войск: внешних войн Османской империи хватало.