Грэм Хэнкок: Власть Талисмана

Решение Карла X послать Шампольона в Египет за обелиском было принято в 1826–1827 годах, когда Пико трудился над созданием своего шедевра в Лувре. Мы знаем также, что Пико принимал деятельное участие в обустройстве Египетского музея Карла X в Лувре и что он, почти несомненно, был посвящен в обсуждение, связанное с перевозкой и установкой обелиска. Таким образом, хотя обелиск занял свое место на площади Согласия лишь в 1836 году, легко понять, почему художник разместил обелиск на своей картине 1827 года как раз в нужном месте.

Гораздо труднее объяснить связь между пирамидами, изображенными Пико, и стеклянной пирамидой, которую мы можем видеть в центре Парижа. Дело в том, что эта пирамида является современным произведением и была воздвигнута архитектором И. М. Пэем в 1984 году — за 20 лет до того, как мы приступили к работе над этой книгой.

Спрашивается, каким образом Пико мог предвидеть сооружение стеклянной пирамиды? Или, если обратиться к конспиро — логии, не является ли картина 1827 года указанием на существование некоего оккультного плана для Парижа, осуществлявшегося более 150 лет? Или тот факт, что египетский ландшафт, открывающийся на картине, был воспроизведен в архитектуре Парижа, является лишь вопиющим совпадением?

Итак, в 1789 году французские революционеры предложили воздвигнуть пирамиду на месте Бастилии, и Пико определенно должен был знать об этом. Судя по всему, он знал и о ряде других грандиозных «пирамидальных» проектов, планировавшихся до и после революции, но так и не осуществившихся из-за нехватки средств.

К примеру, существовал план строительства в Париже внушительной пирамидальной гробницы в честь Исаака Ньютона, который был героем Просвещения и, следовательно, воплощением революционных идеалов. План «пирамиды», задуманный французским архитектором Жозеф-Жан-Паскалем Гэем в 1800 году, включал громадную обводную стену с четырьмя воротами по образцу храмов в Карнаке (Верхний Египет) и аллею со сфинксами, ведущую к главному монументу.[14]

Различные планы пирамид были предложены и архитектором Этьеном-Луи Буле. На одном из его сохранившихся набросков изображена группа пирамид, очень напоминающая пирамиды на картине Пико, где они видны сквозь облачную дымку и с отсутствующими замковыми камнями.[15] Историк Жан Старубински в своем исследовании эмблем и символов революции 1789 года объясняет, что «язык революции был насыщен символами». Старубински также говорит о настроении, владевшем умами архитекторов перед началом революции, — о новой потребности использовать основные геометрические формы (кубы, сферы, пирамиды) в монументальном масштабе, чтобы превратить Париж в некое подобие «утопического города».

«Существовала потребность создавать образы идей и составить план идеального города. Этот город, как и все другие утопические города, должен был управляться простыми и строгими геометрическими законами… Все величественные архитектурные замыслы, соответствовавшие простым принципам геометрии и представленные в виде проектов, остались неосуществленными. Хотя гармоничный город новой эпохи… существовал в альбомах некоторых архитекторов задолго до штурма Бастилии… у революции не было ни времени, ни средств, ни, возможно, смелости для реализации этих великих градостроительных проектов…»[16]

Но почему утопическое видение Парижа было наделено чертами Древнего Египта? Откуда взялись пирамиды и псевдоегипетский ландшафт? Откуда появились эти странные идеи и кто их пропагандировал?

Одержимость египетской символикой архитектуры и особенно геометрии вновь предполагает влияние масонства. Мнения специалистов по этому вопросу разделились. Десятки историков утверждают, что масоны действительно играли важную роль в событиях французской революции, но, с другой стороны, многие придерживаются мнения, что она не имела почти ничего общего с масонством. Это состояние вещей хорошо подытожил французский историк Ж Годешо:

«Существует целый литературный жанр, не выказывающий признаков угасания, в котором ответственность за события французской революции, особенно за дни 1789 года, приписывается герцогу Орлеанскому [первый гранд-мастер ложи Великого Востока, верховного органа французского масонства]. Согласно этой литературе, именно герцог Орлеанский несет ответственность за мятежи французского восстания и события 14 июля, ночи 4 августа и нескольких дней октября. Герцог, безусловно, попытался извлечь выгоду из этих событий, но весьма сомнительно, чтобы он послужил их причиной. Так или иначе, если он играл в эту игру, его усилия оказали лишь слабое влияние по сравнению с гораздо более мощными силами, подталкивавшими народные массы во Франции и даже во всем западном мире к началу революции…»[17]