Август Кубичек - Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904–1940

Мать Адольфа уже давно видела перемену, которая произошла в ее сыне. Однажды вечером – я хорошо помню это, потому что пришел в сильное замешательство, – она прямо спросила меня: «Что происходит с Адольфом? Он с таким нетерпением ждет тебя». Я пробормотал какую-то отговорку и поспешил в комнату Адольфа.

Он был счастлив, когда я приносил ему какую-нибудь новость о Стефании. «У нее хорошее сопрано», – сказал я ему однажды. Он подпрыгнул. «Откуда ты знаешь?» – «Я какое-то время следовал за ней на небольшом расстоянии и слышал, как она говорила. Я достаточно разбираюсь в музыке, чтобы понять, что всякий человек с таким чистым голосом должен иметь хорошее сопрано». Каким счастливым стал от этого Адольф! И я был рад подарить ему, изнывающему в постели, мгновение счастья.

Каждый вечер я должен был возвращаться на Гумбольдтштрассе с вечерней прогулки кратчайшим путем. Я часто заставал Адольфа за каким-то большим чертежом. «Я принял решение, – сказал он совершенно серьезно, выслушав мой доклад. – Я решил построить дом для Стефании в стиле ренессанс». И мне пришлось высказывать свое мнение, особенно относительно того, нравится ли мне форма и размер музыкальной комнаты. Особое внимание, по его словам, он уделил акустике этой комнаты и попросил меня сказать, где должно стоять фортепиано, и так далее и тому подобное. Все это говорилось так, будто не было ни малейших сомнений в том, что эти планы будут осуществлены. Робкий вопрос насчет денег вызвал грубый ответ: «Да к черту деньги!» – это выражение он употреблял часто.

Мы немного поспорили о том, где будет построена его вилла. Как музыкант, я был за Италию. Но Адольф настаивал на том, что ее можно построить только в Германии вблизи большого города, чтобы они со Стефанией могли ездить в оперу и на концерты.

Как только Адольф смог вставать с постели, он отправился в город и занял свое место у Шмидторека. Он был еще очень бледен и нездоров. Как обычно пунктуальные, появились Стефания и ее мать. Увидев Адольфа с бледным лицом и запавшими глазами, она улыбнулась ему. «Ты заметил?» – счастливый, спросил он меня. Начиная с того момента его здоровье быстро пошло на поправку.

Весной 1906 года, когда Адольф уезжал в Вену, он дал мне подробные инструкции относительно того, как я должен себя вести со Стефанией, ведь он был уверен, что она вскоре спросит меня, не заболел ли снова мой друг, раз я стою один. И тогда я должен был ответить следующее: «Мой друг не болен, но ему нужно было уехать в Вену, чтобы учиться в Академии искусств. Когда его учеба закончится, он проведет один год путешествуя – за границей, разумеется». (Я настаивал на том, чтобы мне было позволено сказать «в Италии». «Ладно, хорошо, в Италии».) «Через четыре года он вернется и будет просить вашей руки. В случае утвердительного ответа будут немедленно начаты приготовления к свадьбе».

Пока Адольф был в Вене, мне, естественно, приходилось регулярно посылать ему письменные отчеты о Стефании. Так как дешевле было посылать открытки, нежели письма, Адольф перед своим отъездом назвал мне кодовое слово для обозначения Стефании. Им стало слово «Бенкайзер», фамилия бывшего его одноклассника. Художественная открытка, отправленная мне 8 мая из Вены, показывает, насколько сильно этот Бенкайзер по-прежнему занимал его мысли, несмотря на множество новых разнообразных впечатлений в Вене. «Я жажду возвратиться в свой любимый Линц и Урфар», – написано в ней. Выделенное слово намекает, разумеется, на Стефанию, которая там жила. «Мне нужно снова увидеть Бенкайзера. Мне хотелось бы знать, чем он занят».

Несколько недель спустя Адольф возвратился из Вены, и я встретил его на вокзале. До сих пор помню, как мы по очереди несли его баул, а он настаивал, чтобы я немедленно рассказал ему все о Стефании. Мы торопились, потому что вечерняя прогулка должна была начаться через час. Адольф не хотел верить, что Стефания не спрашивала о нем, ведь он был убежден в том, что она так же стремилась к нему, как и он к ней. Но в глубине души он был рад, что у меня не было случая рассказать Стефании о его грандиозных планах на будущее, так как его перспективы на тот момент были неблестящими. Мы зашли на Гумбольдтштрассе, чтобы только поздороваться с его матерью, и поспешили к Шмидтореку. Волнуясь, Адольф ждал. Точно в обычное время появилась Стефания со своей матерью. Она бросила на него удивленный взгляд. Этого было достаточно – большего ему не было нужно. Но я был в нетерпении. «Ты же видишь, что она хочет, чтобы ты заговорил с ней», – сказал я другу. «Завтра», – ответил он.