Франц фон Папен - Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

После этого я продолжал настаивать на том, что важнейшим аспектом моих требований является вопрос об окончательном австро-германском объединении. Гитлер не выдвигал возражений против моего утверждения, что всякое решение этой проблемы силой не может даже рассматриваться. Катастрофические последствия убийства Дольфуса доказали ему справедливость этого утверждения, и он был полностью согласен, что решение такого деликатного вопроса требует от германской стороны величайшей осторожности. Только таким путем можно достичь международного признания идеи дарования побежденным державам такого же права на самоопределение, какое было дано бывшим национальным меньшинствам исчезнувшей империи Габсбургов. Я сказал ему, что признание им справедливости такого подхода является необходимым условием моего согласия на предложенное поручение.

Наша беседа длилась несколько часов. Чтобы доказать серьезность своих намерений, я, в конце концов, настоял на том, чтобы Хабихт лично был вызван в Байрейт и отстранен от дел в моем присутствии. Для такой личности, как Гитлер, потребовались едва ли не сверхчеловеческие усилия, чтобы признать свою ошибку, в особенности в случае, подобном этому. Перефразируя изречение Талейрана, мы оказались перед лицом ситуации худшей, чем преступление, – перед действительно поразительным образцом политической глупости. И все же я намеревался твердо внушить ему этот урок. В конце нашего разговора появился Хабихт и, после строжайшего выговора, был прямо на месте отстранен от дел.

После этого обсуждение прочих условий не представляло особой сложности. Гитлер даже согласился объявить о моей отставке из состава кабинета и разрешил обнародовать причины, побудившие меня сделать этот шаг. Он также формально признал мои предложения касательно возможного объединения Австрии и Германии. Такое объединение, указывал я, укрепит позицию Германии как бастиона на пути угрозы с Востока, но оно ни при каких обстоятельствах не должно быть достигнуто силовыми методами. Более чем достаточно крови было уже пролито в этой братоубийственной борьбе. Мои усилия, говорил я Гитлеру, будут направлены на то, чтобы австро-германский вопрос более не подлежал решению какими-либо иностранными державами или международными организациями. Определяющим фактором должно стать желание двух народов. Это – чисто австро-германская проблема, и великие державы должны постепенно привыкнуть к этой идее. Наилучшим способом достижения этого будет доказать со временем, что за стремлением Германии к этому объединению не скрывается никаких агрессивных намерений, но только желание укрепить собственные позиции в интересах всей Европы в целом. По этой причине то, каким образом будет решаться австро-германская проблема, будет иметь решающее значение не только для двух непосредственно заинтересованных стран, но и для всего европейского сообщества. Фактически этот вопрос должен стать пробным камнем всей германской политики.

Насколько я мог понять, министерство иностранных дел занималось решением только ежедневных вопросов, не имея в виду дальнего прицела, к тому же я считал Нейрата чересчур открытым партийному влиянию. Подпись Гитлера под нашим соглашением казалась мне самой лучшей гарантией его будущего поведения. По крайней мере, я очистил свою совесть, принимая предложенный пост, вне зависимости от того, какое это могло произвести впечатление на окружающих. Не думаю также, что оправданы позднейшие обвинения меня в любви к высоким должностям. В конце концов я, занимавший прежде пост германского канцлера, согласился на назначение послом при малозначительном правительстве.

До отъезда в Вену оставался еще короткий промежуток времени, пока австрийское правительство дало согласие на мое назначение. Я предпринял большие усилия для того, чтобы в Австрии не восприняли дело так, будто от меня таким образом хотят избавиться вследствие событий 30 июня, и чтобы показать, что я пользуюсь полным доверием канцлера, а политика, которой я намереваюсь следовать, – это политика правительства рейха. Потому я просил Гитлера снабдить меня на этот счет письмом. К несчастью, существовала еще одна загвоздка. Стремясь как можно скорее успокоить волнения, он еще 27 июня объявил о назначении меня послом в Вену. Требовалось прежде получить согласие Австрии, но от Гитлера едва ли можно было ожидать знаний дипломатических процедур. Соответствующие извинения потребовали некоторого времени, но 7 августа австрийское правительство выразило свое согласие.