Михаил Давыдов - Оппозиция его Величества

Волконский сделал чрезвычайно важное возражение: «Скажу вам, что Его Величество совсем иначе понимает сие и тогда, как я вам о сем писал, то было по словам Его Величества, и ныне повторяю, что ваше звание не то, что дежурный генерал при армии; вы, находясь при Его Величестве, имеете уже под собою армейских дежурных генералов, а тем более еще и корпусных отдельных командиров — вот собственные слова Государя». Но убедить Закревского не удалось и ссылкой на высший авторитет: «Права, преимущества и обязанности каждого чиновника определяются законами, которые объявляются для сведения каждого. Права и обязанности, присвоенные моему званию, определены образованием дежурства, но в сем образовании мне ни мало не присвоены те права, о коих вы пишете… Каким образом мог бы я учить Васильчикова и распоряжать внутренним его управлением? Он просто мог бы мне приказать удалиться и не вмешиваться не в свои дела; мне нечего бы было ему отвечать, ибо дежурному генералу нигде не предоставлено сего права. Теперь, даже зная волю Государя, я не могу сего предпринять, ибо кроме меня никто об оном не известен… Если Государю угодно предоставить званию дежурного генерала при Его Величестве подобные права, то должно сделать о сем прибавление к образованию дежурства и оное объявить по военному ведомству. Тогда только дежурный генерал будет оным руководствоваться» [210].

Основное в этих двух фрагментах не то, что существовала оппозиция Аракчееву и что Закревский позволял себе оспаривать мнение царя, и не то, что история губернатора имеет счастливый конец, впрочем, мнимый (Сенат решил, что он достоин трех наград вместо суда, но тем не менее он умер в нищете), и даже не то, что статс-секретарь Молчанов вовсе не был столпом нравственности, а совсем напротив. Удивительно другое: такие лекции по основам права читают в кадетском корпусе или училище колонновожатых, а не императору России и двум его ближайшим помощникам, притом, что император учился не «у дьячка», а у Лагарпа. Вместе с тем трудно сомневаться в том, что несмотря не разницу в образовании, и Александр I, и Аракчеев на самом деле хорошо знали, что такое законы. Здесь, видимо, сказывается ощущение привычного всемогущества, ощущение полной необязательности законов для себя.Такой взгляд естественно вытекал из опыта жизни в стране, где само понятие «закон» было чем-то расплывчатым, аморфным, правилом, которое можно было трактовать и так, и иначе. Для скрупулезного следования законам от любого должностного лица требуется либо значительные личностные усилия, либо «страх» а ля Карамзин — постоянный контроль со стороны. Нужно ли пояснять, что ни к царю, ни к его временщику это не относилось? Нужно ли пояснять, что и к тысячам их подчиненных, подданных это имело отношение лишь большее или меньшее, но никак не являлось императивом? Трудно переделать людей, привыкших к безответственной манипуляции законами. Да их никто и не переделывал. Тут не помогал ни кнут, ни пряник.

Неудивительно поэтому что в цитированной уже «Записке о состоянии русского войска в 1825 году» четвертой причиной неудовлетворительного внутреннего устройства армии называется «незнание военнослужащими своих прав и обязанностей». Автор полагает, что офицерам совершенно невозможно ознакомиться с военным законодательством, включающим «инструкции полковым командирам, законодательство Павла I, Положение о большой действующей армии и тысячи частных распоряжений и дневных приказов». Девять из десяти генералов, считает он, не читали «Воинского устава Петра Великого и в своей служебной деятельности руководствуются лишь преданиями, часто ложными, а иногда и противоречивыми». Нередко командиры, не зная пределов своей власти, выходят за них, и в то же время законные требования считаются произволом. Автор приводит любопытный пример: «Всем генералам одной армии был предложен на разрешение вопрос о том, имеет ли право генерал арестовать офицера, не состоящего у него в подчинении и замеченного в какой-нибудь неисправности; ответ последовал, что, „основываясь на здравом смысле“, генерал имеет такое право; однако ни один генерал не мог привести соответствующей ссылки на закон» [211]. Трудно не согласиться с автором «Записки», убежденным, что для начальников одного здравого смысла недостаточно, необходимо и знание законов.

Нельзя в связи с этим не вспомнить изумительно верное замечание, будто бы сделанное М. С. Луниным после того, как в кабинете иркутского генерал-губернатора он увидел Полное Собрание законов Российской империи, а рядом — томик кодекса Наполеона: «Как смешны эти французы; все свои права имеют в такой маленькой книжке! Кто только посмотрит на все эти полки, сейчас же предпочтет наше законодательство» [212]. В этих горько-ироничных словах — целый пласт жизни России, дотянувшийся и до нас.