Однако столь безупречное заключение не выдерживает критики со стороны именно нумизматического материала. Наличие перечеканок Святополка на «сребрениках Владимира» II типа (184–2 и 194–2 [630]) говорит о тесной связи этих эмиссий, не позволяющих думать о сколько-нибудь продолжительном временном разрыве между ними, и, похоже, свидетельствует в пользу предположения об одновременном выпуске серий монет с именами «Петрос» и «Петор», отличающихся, как уже было сказано, от монет Святополка дополнительными «огласовками» над общим личным знаком. Другими словами, они наводят на мысль о совместном чекане двух (или трех?) братьев, наследовавших власть после смерти Владимира и еще не успевших поссориться.
Сейчас, после выхода в свет уже третьего тома материалов по древнерусской сфрагистике, подготовленного В. Л. Яниным и П. Г. Гайдуковым, мне представляется возможным объяснить, почему столь безусловный и прямо бросающийся в глаза факт был проигнорирован не только историками, но и нумизматами, которые выводы своих исследований пытались согласовывать с легендами ПВЛ.
В основу своей схемы развития родового княжеского знака XI–XII вв. А. В. Орешников положил «трезубец» больших сребреников Ярослава как простейший вариант «знака Рюриковичей», предпослав в качестве исходного «двузубец» («камертон») на вислой печати с практически нечитаемой надписью, ныне потерянной, происходящей из раскопок 1912 г. Д. В. Михалева на территории Десятинной церкви в Киеве, которую сам он полагал печатью Владимира I [631]. Создавая собственную схему, В. Л. Янин, определив «знаки Изяславичей» (по А. В. Орешникову) в качестве вариантов знака «Святополка-Петра Ярополковича Окаянного» , выделил его «двузубец» в качестве особой линии развития, параллельной линии развития знаков Владимира I и его сыновей, с общим для всех исходным знаком «двузубца» («камертона»), определенного Яниным в качестве личного знака «Святослава Игоревича» [632], которому он усвоил и соответствующую печать [633]. При нечитаемой легенде на печати такое определение ее владельца оказывается тем более произвольным, что над вилкой указанного «двузубца» оказывается изображен католический крест, никак не могущий быть объясненным на действительной печати Святослава Игоревича, который, как известно, являлся врагом христианства и ревностным язычником [634].
Другой ошибкой исследователей монет и печатей этого периода явился недифференцированный подход ко всем изображениям, сколько-нибудь напоминающим «знаки рюриковичей». Это показывают публикации последних десятилетий, где на равных основаниях сведены воедино как моделированные изображения объемного характера, предполагающие за собой определенную историю развития собственно «герба» (княжеские знаки на древнерусских монетах, «двузубец» на костяном кружке из раскопок Саркела, являющемся, скорее всего, игорной фишкой и приписанном Святославу Игоревичу только на том основании, что он «взял Белую Вежу» [635], и пр.), так и графические (линейные) рисунки, встречающиеся во множестве модификаций на камнях, штукатурке, гшинфе, черепках, монетах, металлических и пр. предметах Северного Причерноморья, относящихся к самым разным эпохам [636].
В действительности, как можно легко убедиться на основе таблиц булл, представленных В. Л. Яниным в его монографическом труде, среди оттисков печатей Х-ХП вв. единственным знаком, отдаленно напоминающим «знак Рюриковичей», оказывается плохо читаемый оттиск (в равной мере похожий на схематическое изображение храма) с надписью «град»на оборотной стороне, исполненный штемпелем на прямоугольном отрезке сплющенной массивной свинцовой трубки, который автор усваивает Изяславу Владимировичу, умершему в 1001 г. в Полоцке, хотя сам артефакт обнаружен в слоях 1134–1161 гг. Новгорода [637]. Более того, при всём остроумии определений, последующие «княжеские печати архаичной традиции» , как их рекомендует автор — «Изяслава Ярославича» (с процветшим «крином» или «якорем», названным почему-то «княжеским знаком» [638], с равноконечным крестом, поименованным «четырехлепестковой розеткой» [639], и с многолепестковой розеткой, напоминающей розетку на монетах Родоса IV–II вв. до н. э. [640]) только потому, что они несут имя «Димитрий» [641], и «печатей Николая» , усвояемых им Святославу Ярославичу по причине изображения св. Николая на лицевой стороне и лигатуры «СВЯ» — на оборотной, где оттиснута фигура в подряснике с процветшим лотарингским крестом в одной руке и благословляющей другой [642], — не имеют и не могут иметь ничего общего с действительными княжескими буллами XI в., представленными здесь же классическим типом со строчными греческими надписями и изображениями христианских патронов князей, тезоименных по крестильному имени.
Читать дальше