Леонид Левитин - Узбекистан на историческом повороте

Очень реальные и очень серьезные научные направления. Однако проблема стоит и шире и глубже. Наука должна стать важнейшим социальным институтом и оказывать реальное влияние на все сферы жизни общества и культуру в целом.

СТРОЙ МЕСТНЫХ СООБЩЕСТВ

Махалля в узком и широком смысле

Думаю, что термин "махалля" следует применять, по-видимому, не только в буквальном (узком) смысле, как местное сообщество в городе, как городскую общину, но и с известной степенью условности в широком смысле, как местное сообщество вообще, в том числе и в селе (кишлаке).

Выше я уже писал о том, что махалля - это атомарная общественнная структура традиционной организации жизни узбеков, что махалля были и остаются главнейшим институтом традиционной демократии в узбекском обществе, апофеозом общинности узбеков, что городские сообщества Мавераннахра под этим названием существуют уже более тысячи лет, что они старше, древнее, чем соответствующие общественные структуры городов Западной и Северной Европы. Я писал о том, что махалля выстояли на самых крутых виражах узбекской истории, что их никогда не оставляла и никогда не оставит энергия жизни. Я ссылался и на средневековых, и на современных исследователей, и на таких авторитетных знатоков махалля, как Айни.

Могу еще добавить, что сегодня махалля - важнейший институт гражданского общества в Узбекистане. Правда, пока еще главным образом потенциальный.

Как распорядилась власть независимого Узбекистана этим бесценным капиталом?

Но прежде чем ответить на этот вопрос, вернемся назад, в историю. На этот раз советскую и постсоветскую.

При Сталине, Хрущеве и Горбачеве

Советская власть, поколебавшая многие традиционные узбекские социальные структуры, в борьбе с махалля вынуждена была отступить. Они оказались не по зубам даже Сталину. В 1932 г. вышло "Положение о махаллинских комитетах в городах Узбекистана". А 1938 г. атаки на махалля были приостановлены вообще. Решение приняли такое: махалля должны сосуществовать с новыми социалистическими структурами, дополнять их. В 1961 г. в рамках очередной хрущевской реформы Верховный Совет Узбекистана утвердил новое "Положение о махаллинских комитетах". Однако оно, по сути дела, не дало махалля никаких юридических полномочий. В частности, в ст. 12 этого "Положения" говорилось: "Махаллинским (квартальным) комитетам запрещается заниматься какой бы то ни было финансово-хозяйственной деятельностью (создание и использование столовых, красных чайных, парикмахерских и т.п.), а также запрещается участие в коммерческих делах и в сдаче квартир в аренду". Вот такая была хрущевская "оттепель" в отношении махалля.

Наступила горбачевская перестройка. Среди прочих встал вопрос и о реформе местного самоуправления. Однако в очень широком, можно сказать, фундаментальном аспекте, как часть проблемы десоветизации. Речь шла о преодолении в общественном сознании очень стойкого, сформировавшегося за 70 лет советской власти стереотипа о так называемом всевластии работающих Советов. Естественно, ленинский постулат "о единой системе всех Советов, как органов государственной власти сверху донизу" в условиях всепроникающей диктатуры партийного аппарата какого-то практического значения не имел. Тем не менее решения партийной власти неуклонно получали в Советах некую легализацию. Все это понимали. Советы вне партийного аппарата всерьез никем не воспринимались. Казалось бы, что с уходом с политической сцены КПСС вместе с ней уйдут и Советы. Однако случилось нечто на первый взгляд неожиданное. В ходе перестройки, когда партократия быстро теряла функции всесильной супервласти, произошла труднообъяснимая метаморфоза. Советы вдохнули новую жизнь в ленинский постулат и сами начали замахиваться на диктаторское всевластие, на то, чтобы на любом уровне - не только и не столько на местном, а скорее на самом верхнем - стать органами настоящей власти.

В результате относительно свободных выборов народных депутатов СССР и союзных республик 1989-1990 гг. в стране появились парламенты, претендующие на то, чтобы единовластно решать все и вся, быть высшим органом системы Советов. Такой настрой был и в Верховном Совете Узбекистана образца девяностого года. Местные же Советы снова потеряли свой изначальный смысл, как форма организации муниципальной, коммунальной власти. Вновь ушло куда-то на задний план понимание того, что власть на местах по сути своей не государственная, а общественная, что ее главная задача - обеспечение нужд населения, решение проблем территориальных коллективов. К тому же с учетом местных традиций, сложившихся обычаев, особенностей культуры.