Наталия Будур: Повседневная жизнь инквизиции в средние века

Такой же свободой пользовалась женщина и на юге Франции. Здесь женщины могли быть обладательницами земельной собственности и пользоваться в обществе большим влиянием. Среди местных дам было много образованных девушек. Прекрасная дама рыцаря-трубадура была поистине прекрасна.

Рыцарь избирал себе даму, которая отличалась прежде всего молодостью и красотой, а также умом, прекрасными манерами и любезным обращением с людьми. Он избирал её себе как предмет рыцарской любви или служения. Один из трубадуров так изображает это рыцарское чувство: «В этой любви есть четыре степени: первая степень – любовь колеблющегося, вторая – любовь умоляющего, третья – любовь услышанного и последняя – любовь друга. Тот, кто стремится к любви и часто ухаживает за своей дамой, но не осмеливается поведать ей свою муку, по справедливости может быть назван колеблющимся, боязливым. Но если дама оказывает ему столько чести и так ободряет его, что он осмеливается поведать ей о своей муке, такой человек вполне правильно может быть назван умоляющим. Если умоляющий своей речью и просьбами достигает того, что она удерживает его при себе, даёт ему свои ленты, перчатки или пояс, он поднимается уже на степень услышанного. Наконец, если даме благоугодно выразить своё согласие на любовь поцелуем, она делает его своим другом».

Избранный рыцарь терял свободу и становился в зависимость от своей дамы. Зависимость эта напоминала ту, в которую впадал вассал от своего сеньора. Рыцарь становился на колени перед своей дамой, клал свои руки в её руки и клялся служить ей верно до самой смерти и защищать её от всякого зла, от всякого оскорбления. Она же объявляла, что принимает его на свою службу, обещала раскрыть для него своё сердце, вручала ему перстень, поднимала его с земли и дарила ему свой первый поцелуй. Рыцарь носил любимые цвета своей дамы, которые всегда напоминали ему ту, с кем он был соединён клятвой.

Естественно, что союз этот обусловливался свободным согласием сторон. Если рыцарь, обязавшийся служить даме, обладал поэтическим даром, он должен был слагать в честь неё стихи.

На юге Франции рыцарское звание не было так тесно связано с обладанием землёй, как на севере, владение землёй не было здесь принадлежностью феодальных привилегий. Чаще, чем где-либо, рыцарское звание распространялось в Окситании на средние классы и даже на крестьян. Безземельное рыцарство образовало значительное сословие. Свободные от вассальных обязанностей, полные господа в любви и ненависти, рыцари поступали на жалованье к богатым баронам и крупным владельцам.

Именно среди рыцарей и появляются первые трубадуры – так называли поэтов, которые слагали свои песни на провансальском наречии. Трубадуры прославились как лирические поэты, выражавшие в своих, всегда сравнительно небольших, произведениях личные чувства и взгляды на то или иное лицо, на то или другое событие. Они противопоставляли себя авторам рассказов и новелл.

Добрая половина трубадуров принадлежала к рыцарскому сословию, и в числе их было много могущественных феодалов, графов, князей и даже королей. Поэзия трубадуров пережила три периода: период возникновения и развития литературных форм в X и XI веках,

период расцвета в XII и XIII веках,

период упадка и постепенного исчезновения трубадуров в XIV и XV веках.

Причина упадка провансальской поэзии заключается в том, что она прошла все стадии своего развития и ей суждено было умереть, как всему живому, естественной смертью, но нашли одновременно с севера и юга грозные тучи, которые ускорили эту смерть.

Романы и лирика трубадуров никоим образом не отвергали религию, но они были опасны для католической церкви, ибо в них утверждались внерелигиозные идеалы любви, чести и достоинства.

Юг Франции со всеми его знаниями и умениями, новой культурой и зародившейся ересью стал опасен для Рима. И Рим немедленно отреагировал. Против Прованса были развязаны жестокие войны.

Массовость еретическое движение приобрело в Европе в X – XI веках.

Известный русский учёный Н. А. Осокин писал:

«Вскоре после того как миновал 1000-й год от Рождества Христова, год ожидаемого многими конца света, по Европе прокатилась волна увлечений странными верованиями. Их общий источник лежал на Востоке, в отрогах Закавказья, где за несколько веков до этого существовало настоящее княжество еретиков-павликиан, сохранивших здесь, в укрытии от множества исторических бурь, представления тех поколений людей, что были свидетелями возникновения христианства, представления, которые теперь совсем не казались христианскими. Павликиане верили в то, что мир создан при участии злого бога, что Христос лишь принял облик человека, нисходя в юдоль страданий; они требовали от Церкви принципиальной отделённости от государства, они не принимали православную обрядность и авторитет как восточных, так и западных пап-патриархов. Понятия прошлого и будущего были для них абстракцией, ибо всё, ради чего жил человек, происходило именно сейчас и здесь. Они не искали полутонов, пастельных оттенков; их мир был расцвечен всего лишь двумя красками – даже не красками, а крайностями полярного бытия, – белой и чёрной.