Виктор Прудников - Стальной ураган

В штабе танковой армии собрались командиры корпусов и бригад, шел разговор о предстоящем штурме Мезеритцкого УРа. Первым докладывал начальник разведки полковник Соболев. Он детально разъяснял расположение огневой системы в укрепленном районе, говорил о трудностях, с которыми придется столкнуться передовым отрядам.

Хотя танкисты на своем пути разгромили уже не один УР, взяли не одну крепость, но понимали, что на Мезеритце могут столкнуться с такой обороной, с которой еще не имели дела. Вспоминали Курск, Ахтырку, боевые операции за Днепр, Днестр, Буг, свежи в памяти Черновцы, Коломыя, Перемышль, Сокаль. Катуков вспомнил даже линию Маннергейма, заметив при этом, что дотов там было не меньше, чем в Мезеритцком укрепленном районе.

Гетман переглянулся с комбригом Гусаковским, которому одному из первых предстояло пробовать прочность вражеской обороны, посчитал своим долгом возразить командарму, согласившись с ним в одном, что на линии Маннергейма было много огневых средств, но оборону там ломали не танки, а артиллерия и авиация при поддержке пехоты. На Мезеритце ситуация совершенно другая. Здесь основную роль будут играть танки. Если их не поддержать артиллерией, хотя бы самоходной, можно влипнуть в скверную историю. Немцы выбьют фаустпатронами танки, атака захлебнется. А это — потери людей и техники. Пример тому — Познань.

Напоминание о Познани было для Катукова вроде соли на свежую рану. Тот, кто штурмовал город-крепость, помнил, что у ее стен осталось десятка полтора машин и столько же экипажей. Но командарм, как всегда, уверенный в своих силах, сказал, как отрезал, что боев без потерь не бывает. Это известно всем. У армии — огромный опыт, она сейчас располагает достаточным вооружением. Стремительным маневром надо прорвать оборону противника, и «Восточный вал» лопнет под ударами танков и артиллерии.

Бравирование командарма несколько смутило и других командиров, а Гусаковский, вспоминая это совещание, чувствовал себя «не в своей тарелке». Но все равно настрой у всех был боевой.

Армия получила приказ на форсирование реки Одры. Началась усиленная подготовка. Для Гетмана это было самое напряженное время — только бы не отстали тылы: без горючего, боеприпасов и продовольствия не повоюешь. Тут приходится иметь дело с генералом Коньковым. Вопросы инженерного обеспечения войск помогают решать полковники Харчевин и Дынер.

В армии всегда особое внимание уделялось разведке, и на этот раз от полковника Соболева и его людей зависело многое. Разведотдел уже потерял своих прославленных разведчиков — В. Н. Подгорбунского, С. Я. Устименко, К. Я. Усанова и многих других, но тем не менее на Одре действовали группы разведчиков майора В. И. Урукова и капитана А. А. Манукяна, которые добывали сведения об обороне противника в Мезеритцком районе. Их работа была неоценимой, но им же всегда доставалась и первая пуля.

Война безжалостна была ко всем — солдату, офицеру, генералу. Недавно армия оплакивала заместителя командира 8-го гвардейского мехкорпуса полковника В. М. Горелова. Погиб он под Познанью и не от пули врага, а от пули пьяного бандита. В армии Горелова все любили. Даже Н. К. Попель, который терпеть не мог командирской самостоятельности, написал о нем такие строчки: «Невредимым прошел сотни боев, тысячи раз неустрашимо смотрел смерти в глаза. Но настигла подлая пуля в тылу, со спины. Какая нелепая гибель! Ты привык встречать врагов грудью, а тут погиб от пули бандита… За четверть века службы пришлось видеть многих людей, и знаю — вот из такого, как ты, мог вырасти большой военачальник. Все было дано: и талант, и ум, и беспредельная храбрость, и любовь окружающих, и благородство чистой души… Тайно гордился тобой, думал, далеко пойдет наш Горелов, как никто другой… Тяжело, слов нет, как тяжело» [240] Попель Н. К. Впереди Берлин. С. 236. .

Боль утраты не утихала в душе Гетмана. Горелов был его единомышленником, а это в жизни много значит. Это он, Володя Горелов, отказался от должности командира 11-го гвардейского танкового корпуса на Сандомире, считая, что ее по праву занимал человек, в руках которого корпус всегда был управляем, как машина в руках хорошего механика.

Андрей Лаврентьевич тяжело переживал гибель друзей и товарищей по оружию. Потом, после войны, он воскрешал в памяти до мельчайших деталей эти трагические события. Об этом можно прочитать в его мемуарах, многочисленных публикациях, текстах лекций, с которыми он выступал, уже будучи ветераном-пенсионером.