Валерий Соловей - Кровь и почва русской истории

Работающие в русле субъективного определения этничности теории, определяющие этничность через этническое самосознание, загоняют решение вопроса об этничности в порочный логический круг: русские – группа с особым самосознанием, а это самосознание – сознание принадлежности к русскому народу, который есть группа с особым самосознанием. В общем, то же мочало начинай сначала…

Не говорю уже, что перечисленные признаки – конфессиональный, культурный, языковой и пр. – не являются собственно этническими. Это признаки, по которым выделяются соответственно конфессиональные, культурные, языковые и др. человеческие группы (например, группы людей с общим психотипом), которые не тождественны группам этническим. «Ни культурное единство, ни языковое, ни какое-либо иное социальное не выдерживают критики в качестве единственных собственных признаков какой бы то ни было группы, кроме группы, выделенной по данному же единству (исключая культурную группу, под которой вообще можно понимать все что угодно)»[29].

Если невозможно определить русскость через отдельно взятый критерий, то, может быть, определять ее через систему критериев? Иначе говоря, к православию добавим русский язык, культурную социализацию, некоторые психические черты, проживание на территории России и получим в итоге… Живущего в Москве во втором или в третьем поколении грузина.

Дело, конечно, не в отдельных примерах, а в методологической дефектности подобного стиля мысли. Способностью создавать новое свойство обладает лишь система. Этим свойством, которое называется эмерджентным, не обладает ни один из элементов системы. Эмерджентное свойство отличается от результантного свойства, присущего всем элементам системы. Это первое. Второе: далеко не каждое множество составляет систему; система состоит из элементов, а не их атрибутов; набор элементов системы носит обязательный характер: нет одного из элементов, нет и системы (если, конечно, его не заменил аналогичный элемент) [30].

Между тем перечисленные и разбиравшиеся выше определения этничности составляют как раз признаки, а не элементы; набор этих признаков также не носит обязательного характера, они, что называется, «плавают», то есть могут использоваться, а могут игнорироваться в определениях. Е rgo это не система и системой быть не может по определению. Из сущностно неэтнических признаков не может возникнуть новое - этническое - качество[31].

Теоретический итог следующий. В поисках русской этничности был проведен разбор почти всех признаков классических (пост)советских определений этноса – культуры, религии, языка, психического склада (национального характера, этнического самосознания). Выяснилось, что сами эти признаки – сущностно неэтничны, и что ни по отдельности, ни в любой комбинации они не составляют русской этнической специфики.

Более того, привычным теоретическим инструментарием этничность вообще не удается обнаружить, что и побудило современного российского этнолога к мрачной констатации: «Все существующие теории оказываются неспособными выявить этническую “самость”. Перед исследователями – явление, которое, безусловно, существует, но неизменно ускользает сквозь пальцы, несмотря на любые методологические ухищрения. Оно может проявляться повсюду, влиять на любые сферы жизни и деятельности человека, и в то же время его нигде нет»[32]. (Ах, как этнологическая наука похожа на Вовочку из анекдота: известного слова на букву «ж» нет, а сам объект имеется!)

Но чего добивается автор этих строк, доказывая сомнительность и иллюзорность всех тех критериев русскости, которые считаются в отечественной культуре само собой разумеющимися? Цель моя не в том, чтобы сбить читателя с толку или выкинуть постмодернистский кунштюк: если не можем определить русскость, то ее не существует и, стало быть, русских нет.

Я хотел показать, что определение русскости, выделение глубинного тождества русского народа далеко не столь самоочевидно, как казалось на протяжении десятилетий и даже столетий. Что этот вопрос до сих пор не получил сколько-нибудь удовлетворительного решения. И неспособность его разрешить связана с неспособностью современной науки понять и определить природу этнического/национального вообще.

У меня есть собственная теория, касающаяся как природы этничности вообще, так и того, кто же такие русские. Теория экстравагантная и неполиткорректная, зато научно честная. Ее краткое изложение в первом разделе книги служит одновременно отправной точкой радикального теоретического переосмысления русской истории.