Жан Маркаль: Тайна святого Грааля: От Ренн-ле-Шато до Марии Магдалины

Время неумолимо меняло легенду, первоначальный смысл искажали в угоду преходящим идеологиям… Однако конец XIX века стал временем ее зрелищного — и отчасти двусмысленного — завершения. Легенда о Граале оказалась на вершине славы благодаря «Парсифалю» Рихарда Вагнера. «Парсифаль» Вагнера — воплощенный в гениальной музыке предельно сжатый «конспект» всего, что человечество знало о Граале с момента появления символа, этого таинственного кубка, оставившего след в памяти индоевропейских народов. Вагнер полностью исказил первоначальный смысл предания, а его фантазии на тему святого Грааля, в свою очередь, стали отправной точкой для многочисленных дальнейших отклонений от основной традиции. Изначально в легенде говорилось об отчаянных попытках человека перед лицом всемогущего бога Яхве обрести себя, свою сущность. Христианство пересмотрело и обновило образ всемогущественного существа: бородатый (видимо, этим подчеркивается его бессмертие) Бог Отец уединенно восседает на небесах среди облаков, нагроможденных в фантасмагорическом небе. Однако, несмотря на все эти детали, в нем явно прослеживается сходство с Юпитером древних римлян.

«Парсифаль» (современное написание, эквивалентное средневековому «Парцифаль» у Вольфрама фон Эшенбаха, французскому «Персеваль» у Кретьена де Труа и валлийскому «Передур») — это опера, точнее, литургическая драма Рихарда Вагнера, автора текстов и музыки. Восторженный поклонник Вагнера Адольф Гитлер и покровитель его вдовы Козиме (забывшей, что она была дочерью венгерского композитора Листа и французской графини Мари д'Агу) мечтал отметить окончательную победу Третьего рейха над врагами постановкой «Парсифаля». Возможно, такое решение имело особые причины, в том числе и сугубо личные: нацистский диктатор был так же бессилен в сексуальном плане, как и сам Вагнер во время сочинения «Парсифаля». Вероятно, именно поэтому на протяжении всей этой странной, уникальной в своем роде литургии не раз повторяется хвала чистоте и целомудрию; однако, как бы то ни было, «Парсифаль» Вагнера — это настоящий шедевр.

Мне вспомнилась одна телевизионная дискуссия на канале FR3 в 1982 году. Меня и Рольфа Либермана, в то время директора парижской Оперы, пригласили принять участие в передаче Жана-Мишеля Дамьяна, посвященной фильму немецкого режиссера Зиберберга. Он снял замечательную картину о Парсифале по мотивам произведения Вагнера, с музыкальным оформлением восхитительного дирижера Армена Жордана. Характерная особенность: роль Парсифаля поочередно исполняли певец и оперная певица! Рольф Либерман и я были полностью согласны не только в том, что музыка Вагнера обладает несомненной возвышенной красотой, но и в том, что текст «Парсифаля» (как, впрочем, и «Тристана») насквозь пропитан двусмысленной философией. Более того, при создании «Тетралогии» Вагнер перерабатывал мифологические сюжеты, не искажая их смысла; заметим, что это были в большей степени скандинавские мифы, нежели германские. Однако насколько бережно и аккуратно он относился к деталям «германских» мифов, настолько же небрежно, порой доходя до подтасовки тем и смысла, он обращался с темами, заимствованными из кельтской мифологии.

Если внимательно прочесть текст вагнеровского «Тристана и Изольды», то можно заметить, что Вагнер полностью изменил, если не исказил, оригинальный сюжет предания. Вагнер в то время очень увлекался идеями Шопенгауэра, и их влияние чувствуется в трактовке легенды; в качестве примера можно привести появившийся мотив уничтожения «воли к жизни» как единственного способа достичь счастья. Та же интерпретация мифа прослеживается и в балете «Победители», появившемся в 1970 году на сцене театра Моне в Брюсселе. Хореографом постановки, положенной на музыку «Тристана», выступил Морис Бежар, бывший в то время буддистом. О красоте этого балета, о декорациях Яхне ле Тумелина (также буддиста) можно говорить бесконечно. Следует лишь отметить, что постановщиком было сделано все, чтобы сконцентрировать внимание слушателя и зрителя на хроматических нисходящих гаммах Вагнера, восхитительно передающих отказ героев от «воли к жизни» и их слияние, если не сказать уничтожение, в «океане душ». К этой нирване, согласно восточной метафизике, стремятся все человеческие существа, чтобы избежать тягот существования. Разумеется, подобное толкование сильно исказило первоначальный смысл легенды о Тристане и Изольде, повествующей о всеобщей любви, которая оказывается сильнее смерти, или о деспотичном обществе, в котором бьются два героя.