Джек Лондон - Однодневная стоянка

- Но это все, что у меня есть! - крикнул Уомбл.

- У вас есть Тереза, - утешил его Месснер. - Разве она не стоит таких денег? Подумайте, от чего я отказываюсь. Право же, это сходная цена.

- Хорошо! - Уомбл бросился к мешку с золотом. - Лишь бы скорее покончить с этим делом! Эх вы!.. Ничтожество!

- Ну, тут вы не правы, - с насмешкой возразил Месснер. - Разве с точки зрения этики человек, который дает взятку, лучше того, кто эту взятку берет? Укрывающий краденное не лучше вора, не правда ли? И не утешайтесь своим несуществующим нравственным превосходством в этой маленькой сделке.

- К черту вашу этику! - взорвался Уомбл. - Идите сюда и смотрите, как я взвешиваю песок. Я могу вас надуть.

А женщина, прислонившись к койке, наблюдала в бессильной ярости, как на весах, поставленных на ящик, взвешивают песок и самородки - плату за нее. Весы были маленькие, приходилось взвешивать по частям, и Месснер каждый раз все тщательно проверял.

- В этом золоте слишком много серебра, - заметил он, завязывая мешок. - Пожалуй, тут всего три четверти чистого веса на унцию. Вы, кажется, слегка обставили меня, Уомбл.

Он любовно поднял мешок и с должным почтением к такой ценности понес его к нартам. Вернувшись, он собрал свою посуду, запаковал ящик с провизией и скатал постель. Потом, увязав поклажу, запряг недовольных собак и снова вернулся в хижину за рукавицами.

- Прощайте, Тэсс! - сказал он с порога.

Она повернулась к нему, хотела что-то ответить, но не смогла выразить словами кипевшую в ней ярость.

- Прощайте, Тэсс! - мягко повторил Месснер.

- Мерзавец! - выговорила она, наконец.

Шатаясь, она подошла к койке, повалилась на нее ничком и зарыдала.

- Скоты! Ах, какие вы скоты!

Джон Месснер осторожно закрыл за собой дверь и, трогаясь в путь, с чувством величайшего удовлетворения оглянулся на хижину. Он спустился с берега, остановил нарты у проруби и вытащил из-под веревок, стягивающих поклажу, мешок с золотом. Воду уже затянуло тонкой корочкой льда. Он разбил лед кулаком и, развязав тесемки мешка зубами, высыпал его содержимое в воду. Река в этом месте была неглубока, и в двух футах от поверхности Месснер увидел дно, тускло желтевшее в угасающем свете дня. Он плюнул в прорубь.

Потом он пустил собак по Юкону. Они жалобно повизгивали и бежали неохотно. Держась за поворотный шест правой рукой и растирая щеки и нос левой, Месснер споткнулся о постромку, когда собаки свернули в сторону, следуя изгибу реки.

- Вперед, хромоногие! - крикнул он. - Ну же, вперед, вперед!