Знаменитый Апиций демонстрирует нам степень безумия богача — раба своего желудка. На этот счет в Риме были в ходу два анекдота. Рассказывают, что как-то императору Тиберию подали рыбу в полтора килограмма весом. У императора возникла мысль отнести ее на рынок, решив, что рыба в два раза больше обычной непременно обратит на себя внимание таких непревзойденных гастрономов, как Апиций и его соперник Октавий. И действительно, люди императора продали рыбину с аукциона. В конце концов Октавий, обойдя Апиция, купил ее за 5 тысяч сестерциев!
В другой раз Апиций узнал, что в Африке только что поймали лангуста неведомых доселе размеров. Тем же вечером повар оказался у африканского берега! Не успел его корабль пристать к берегу, как к нему приблизились на лодке рыбаки, чтобы показать ему самые крупные экземпляры. Увы! Ни один лангуст не отличался от обычных, и Апиций развернулся назад, даже не пристав к берегу.
Возможно, единственное достоинство этой болезненной страсти к изысканной пище заключалось в том, что хозяева пиров стали настоящими экспертами в области кулинарии и мгновенно определяли качество масла или то, поймана ли поданная им рыба в открытом море или в устье Тибра (ибо усталость, вызванная подъемом рыбы против течения реки, придавала ее мясу особую изысканность)… Точно так же гурманы различали вкусовые качества матки свиньи, заколотой до того, как она опоросилась, или после опороса. Первая считалась лучше второй. Зато свиные сосцы обретали свой оптимальный вкус, если свинья опоросилась, но при условии, что поросята ее не сосали. Следовательно, момент, когда забито животное, считался очень важным. Для приготовления лучшей гусиной печени Апиций откармливал своих гусей сушеным инжиром и закалывал их только после того, как напаивал медовым вином. Очень важен был также способ, каким убивали животное. Так, часто в обеденную залу приносили еще живую рыбу, чтобы гости могли наблюдать за ее агонией. Только после того, как все видели, что рыба, сделав несколько последних прыжков, наконец замирала, повар мог уносить ее готовить. Ели только определенные части животного: верхняя часть бедра или грудка пулярки были весьма любимы чревоугодниками, у утки же предпочитали грудку и мозг.
Немаловажную роль играло также происхождение животного. Мы могли бы начертить настоящую географическую карту чревоугодия. Лучшие павлины были с Самоса, фазаны — с берегов Фаза, в Амброзии выращивали лучших козлят, в Халкедонии — молодых тунцов. Лучшие устрицы были из Тарента, Цирцеи и с озера Лукрин, рыба тюрбо — из Равенны. Галлия славилась ветчиной и колбасами, так же как Ликия и Иберия. Самые лучшие улитки были в Африке, орехи — на острове Тасос, финики — в Египте. Этот список можно было бы продолжить. Теперь мы можем лучше понять, до какой степени эти люди были рабами собственного наслаждения. Роскошная пища, сравнимая с наркотиком, опустошала самые тугие кошельки. Только очень богатые люди могли избежать долгов, часто приводивших к ссылке или доводивших до самоубийства. Апиций в один прекрасный день принял чашу с ядом, когда окончательно погряз в долгах. Он остался должен 2 миллиона сестерциев. Это была огромная сумма, составлявшая четверть тяжелейшего ежегодного налога, который галлы после завоевания их Цезарем были обязаны выплачивать Риму. Для богатейшего гастронома долг в десять миллионов оказался невыносимым. Правда, его страсть обошлась ему в 10 раз дороже этой суммы. Марциал, желчный, как никогда, написал на смерть несчастного Апиция эпитафию:
Апиций, шестьдесят миллионов дав брюху,
Ты все ж десяток сохранил себе с лишком.
Но, опасаясь жажды с голодом вечным,
Налив последний кубок, ты глотнул яду.
Такой, Апиций, не был ты вовек прорвой! [81] Марциал. Эпиграммы, III, 22.
Было бы ошибкой считать, что застолье являлось наслаждением только для желудка. Оно предоставляло также наслаждения артистические и культурные. Все римские ужины, описания которых сохранились до наших времен, имеют нечто общее: они устраивались хозяином дома как театральные представления. Распорядок, предлагаемые блюда и развлечения превращали мир в иллюзию театра. Эти постановки могли выявить плохой вкус хозяина, а гости иногда присутствовали на ужине, чтобы повысить значимость пьесы, которую хозяин давал для самого себя. Нередко кто-нибудь обращался со своими гостями самым постыдным образом, подавая им вино из виноградных выжимок, когда у него хранилось хорошее старое вино, или приказывал подавать посредственного качества блюда, которые никогда бы не стал есть сам.
Читать дальше