Йорг Циттлау - Могло быть и хуже. Истории знаменитых пациентов и их горе-врачей

Через восемь недель после операции Эвите удалось вновь появиться на публике со своим мужем. Это была настоящая победа духа над измученным телом. Ее муж-президент так был этим вдохновлен, что наградил доктора Финочьетто «Золотой медалью» (Medalla de Oro), одной из высших аргентинских наград. И, как бы в оправдание этой медали, Эвите стало на короткое время лучше. Накачанная медикаментами, она держала речи, встречалась с дипломатами, посещала детские дома, а пресса утверждала, что она стала еще прекраснее. Но потом все случилось так, как и предсказывал доктор Пак: за кратковременной эйфорией последовала еще более страшная по контрасту с ней катастрофа.

1952 год Эвита провела практически в забытьи. Рак окончательно охватил печень и добрался до легких, а ежедневная дозировка морфия возросла настолько, что ее могло хватить на дюжину здоровых людей. Но Финочьетто не оставлял смертельно больную в покое: он пригласил специалистов из Германии. Одним из них был доктор Ганс Гинзельманн, знаменитый по двум причинам. Во-первых, он был выдающимся специалистом по гинекологии и разработал метод кольпоскопии — способа ранней диагностики рака матки. Во-вторых, он «прославился» своей деятельностью во времена Третьего Рейха: в 1946 году он был приговорен британским военным судом к трем годам лишения свободы за незаконную стерилизацию цыганок. Кроме того, его кольпоскоп был опробован в Освенциме на узницах лагеря смерти. Гинзельманн, как и многие другие нацистские преступники, после войны бежал в Аргентину. Гинзельманн и профессионально, и политически, и в силу обстоятельств личного характера превосходно подходил на роль врача для Эвиты.

Немецкий гинеколог и двое его коллег не смогли исправить ситуацию. Эвита Перон умерла 26 июля 1952 года в возрасте тридцати трех лет.

Покоя она, однако, не обрела. Тело ее было забальзамировано и выставлено в стеклянном гробу на всеобщее обозрение. В 1956 году оно было доставлено самолетом в Милан и там похоронено под чужим именем. В сентябре 1971 года Эвиту тайно перевезли в Мадрид. В 1974 году Изабель Перон, третья жена президента, приказала доставить тело в Аргентину, чтобы оно наконец упокоилось в фамильном склепе ее отца. Этот склеп и поныне одно из самых излюбленных мест паломничества в Аргентине.

«Я желал только добра». Скольким семьям умерших пациентов с середины XIX века врачи говорили эти слова! Именно с этого времени фармацевтическая индустрия начала вооружать медицину своими средствами. С одной стороны, это объективно увеличило возможности лечения, но с другой — пробудило в большинстве врачей чувство почти что всемогущества. Казалось, что теперь можно будет справиться с любой болезнью, ведь против каждого недуга появлялись разнообразные таблетки или инъекции. Доктора назначали своим пациентам медикаменты в фантастических количествах, совершенно не считаясь с рисками. При появлении побочных эффектов с ними боролись новыми лекарствами. Из-за такого подхода пациенты превращались в живые химические лаборатории, и причиной их смерти логичнее было считать не болезнь, а ее лечение.

До сих пор медицину упрекают в злоупотреблении медикаментами. Что изменилось с XIX столетия, так это мотивы, подвигающие людей на «таблеточное безумие». Сегодня медицину можно обвинить в том, что она является по сути продолжением фармацевтической индустрии. Ежегодно на среднее немецкое медицинское учреждение приходится около 170 визитов одного из 15 500 сотрудников фармацевтических компаний. Самой индустрии это обходится в 1,5 миллиарда евро в год, но сумма окупается, если «сотрудникам» удается убедить врачей выписывать препараты именно их компании. Частью этой агитационной работы является также обещание вознаграждения: за сотрудничество врачу предлагается, скажем, путевка для всей семьи. Недавно в специальном медицинском журнале один отоларинголог рассказывал о том, как за продвижение одного известного антибиотика представители выпускающей компании вручили ему «подарок» — средство для повышения потенции «Виагра».

До таких махинаций во времена Людвига ван Бетховена было еще далеко. Когда врачи отравили его свинцом, содержавшимся в пластыре, они были уверены, что действуют на благо пациента. Так же думали и врачи Пауля Клее. Они выписывали художнику бессмысленные витаминные препараты, потому что в начале XX века наблюдалась форменная эйфория по поводу витаминов. Эти только что открытые биологически активные вещества рассматривались тогда как ключ к вечному здоровью.