Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха. Том I

В тот же день, в 13.30, Гитлер принял в канцелярии посла Гендерсона. В своем намерении уничтожить Польшу фюрер не поколебался. Вместе с тем он гораздо сильнее, чем во время предыдущей встречи с Гендерсоном в Берхтесгадене, стремился предпринять последнюю попытку удержать Англию от участия в войне. Как сообщал посол в Лондон, он нашел Гитлера «совершенно спокойным»; фюрер «говорил серьезно и казался искренним». Несмотря на опыт, который Гендерсон приобрел в течение предыдущих лет, он даже в самый последний момент не разглядел, что скрывалось за «искренностью» немецкого вождя. Сказанное Гитлером было лишено всякого смысла, а он говорил послу, что «считается» с Британской империей, что готов поклясться: он ратует за ее существование и готов предоставить для этого все силы рейха».

Гитлер объяснял, что хочет сделать в направлении Англии такой же серьезный шаг, как и в направлении России. Он не только готов заключить договоры с Англией, гарантирующие существование Британской империи при любых обстоятельствах, насколько это будет зависеть от Германии, но и готов оказывать помощь, если таковая ей понадобится.

Он готов также, добавлял он, «согласиться с разумным ограничением в вооружении» и признать западные границы рейха незыблемыми. В какой–то момент Гитлер дал волю сентиментальным излияниям, хотя в своем докладе Гендерсон не изобразил их таковыми» Гитлер говорил, что он по натуре художник, а не политик, и, как только польский вопрос будет решен, он предпочтет жизнь художника, а не поджигателя войны.

Но закончил свою речь диктатор, как записано в отчете, сделанном немцами для Гендерсона, на другой ноте:

«Фюрер повторил, что он человек очень решительный… и что это его последнее предложение. Если они (английское правительство) отвернут его идеи, то будет война».

В течение всей встречи Гитлер неоднократно повторял, что «его всеобъемлющее предложение Англии», как он сам его называл, сможет стать предметом обсуждения только при одном условии: после решения германо–польского конфликта. Когда Гендерсон заметил, что Англия не сможет рассматривать его предложение, если оно не будет включать в себя мирного урегулирования вопроса с Польшей, Гитлер ответил: «Если вы считаете это бессмысленным, тогда вообще не передавайте мое предложение».

Тем не менее, как только Гендерсон вернулся в посольство, расположенное на Вильгельмштрассе, в двух шагах от канцелярии, его тут же посетил д–р Шмидт, который принес запись беседы с Гитлером — правда, с заметными сокращениями — и послание от него с просьбой посоветовать английскому правительству «отнестись к предложению со всей серьезностью». Он даже предлагал Гендерсону самому слетать в Лондон, обещая предоставить для этой цели немецкий самолет.

Читатели, вероятно, уже поняли, насколько трудно порой постичь работу воспаленного мозга Гитлера. Его нелепое «предложение» от 25 августа о гарантии Британской империи было, очевидно, сделано в состоянии какого–то временного умопомрачения, тем более что через два дня, когда он обсуждал с Гендерсоном письмо Чемберлена и составлял ответ на него, об этом речь не заходила. Даже учитывая приступы умопомрачения, случавшиеся у диктатора, трудно поверить, что сам он относился всерьез к этому предложению, как пытался внушить английскому послу. К тому же, как могло английское правительство «отнестись всерьез» к его предложению, если у Чемберлена практически не оставалось на это времени, поскольку немецкие армии должны были обрушиться на Польшу на рассвете следующего дня — ведь день «X» никто не отменял?

Но «предложение» несомненно было продиктовано серьезными причинами. Гитлер, вероятно, полагал, что Чемберлен, как и Сталин, стремится уберечь свою страну от войны [206]. Сталинский дружественный нейтралитет он купил за два дня до этого, предоставив России полную свободу действий в Восточной Европе «от Балтийского до Черного моря». Не сможет ли он купить и невмешательство Англии, пообещав британскому премьер–министру, что третий рейх в отличие от Германии Гогенцоллернов никогда не станет угрожать Британской империи? Гитлер не понимал, как не понимал и Сталин, дорого заплативший за это, что у Чемберлена наконец открылись глаза и что для него господство Германии в Европе и есть самая грозная опасность для Британской империи, как, впрочем, и для России. На протяжении веков, как писал сам Гитлер в «Майн кампф», основой британской внешней политики было стремление не допустить господства какой–либо нации на континенте.