Михаил Пыляев: Старая Москва. История былой жизни первопрестольной столицы

Возвращаясь к описанию московских рядов, мы видим, что уже в 1626 году, после пожара, по новому чертежу на Никольской улице были ряды: Иконный и Саадачный, или Саадашный. Рыбный, Сапожный и Красный ряды были отведены на другое место. Как мы выше уже заметили, близ этих рядов гнездилась в шалашах и прилавках мелочная торговля; здесь же на выносных очагах варилось и жарилось кушанье; кадки суслеников и квасников предлагали прохожим вкусное питье, а колодцы у дворов – чистую воду, которую черпали из них бадьями. На Никольском крестце стояли бочки, кади и скамьи. Там с утра до вечера толпились московские купцы, греческие гости, торговые люди, слободчане и стрельцы.

В соборе Казанской Богоматери приводили купцов к очистительной присяге; в такие часы раздавался унылый благовест с колокольни этой церкви.

Близ Никольской находилось особое место у городской стены, в переулке, у церкви Троицы, в Старых Полях, где, кроме крестного целования, тяжущимся предлагались поединки. Здесь было некогда позорище судных поединков, которые, подобно крестному целованию и испытанию железом, составляли судебные доказательства. Это поле или польце называлось «Божьею правдою», Божьим судом; там истец с ответчиком бились в присутствии окольничего и дьяка, также боярина, дворецкого, казначея, недельщика, праветчика и подьячего, а со стороны польщиков – при стряпчих и поручиках, но посторонние туда не допускались. С каждого дела, решенного полем, польщики взносили пошлину в пользу судей. Приступая к такому доказательству правоты, судьи спрашивали истца: «А ты лезешь ли на поле биться?» – «Лезу», – отвечал тот. Оружием у ответчика и истца были ослопы (дубинки).

По свидетельству Рафаила Барберини, в Европе в XVI веке польщики сражались в доспехах; наступательным их оружием было надетое на левую руку железо о двух остриях, а в правой руке вилообразное копье, за поясом топор.

Из актов XVI столетия узнаем, что нередко польщики, став у поля, мирились и даже от поля бегали. Уставы церкви преследовали таких поединщиков: убитых на судебном поединке лишали честного погребения. Церковь отвергала от общения с собою убийц и семь лет не допускала к приобщению Св. Тайн даже и того, кто и вышедши на поле, сойдет не бившись.

Если верить старому преданию, по словам Алексеева, автора церковного словаря, то в Китай-городе, близ Никольских ворот, прежде были три полянки с канавою, у которой, по сторонам ставши, соперники, и наклонивши головы, хватали друг друга за волосы, и кто кого перетянет, тот и был прав. Побежденный должен был перенести победителя на плечах через речку, которая была за стеною на север, у Троицы в Полях.

Последние поединки были в обычае только у простонародья.

До 1812 года ограда собора Казанской Богоматери служила местом выставки лубочных картин, какие продавались и на Спасском мосту.

Перед вступлением наполеоновских войск в Москву здесь вывешивались карикатуры Теребенева и Яковлева на Бонапарта и на французов; они питали и укореняли в народе ненависть к врагам; сюда стекались московские жители глядеть и читать их; они любили слушать толки и рассказы словоохотного торговца этими картинами, которые выходили из фабрики Татьяны Ахметьевой.

В середине XVIII в. у этого же собора возвышались богатые триумфальные ворота, сооруженные в 1742 году от Святейшего Синода для коронации императрицы Елизаветы Петровны. На воротах был изображен св. благоверный князь Владимир лежащим, а из чресл его выросшее дерево, на ветвях которого изображался род царский, начиная от равноапостольного Владимира до императрицы Елизаветы, над ликом которой виднелась следующая надпись на двух языках:

«Довольно показуем, откуда начало рождения нашего имеем».

Ближе к Иверским воротам, у собора Казанской Богоматери, во дворе губернского правления помещалось еще страшное место для купца – «яма». Место это затем было занято зданием присутственных мест.

В «яму» сажали несостоятельных купцов; перед этим купец скрывался. Искали его всюду, ездили в Угреши, к Троице. Искавшему предлагали сходить даже к Василию Блаженному к ранней, там его не застанет ли? Накрывали больше купца или на улице, или в пьяном виде у подруги сердца.

Случалось так, что тот же квартальный надзиратель, который у купца пил и ел, препровождал его и в «яму». Обыкновенно, это бывало вечером. Шли они друг от друга на благородной дистанции: купец норовил не подпускать квартального к себе на пистолетный выстрел. Но у ворот «ямы» квартальный быстро настигал купца и здесь уже сдавал его вместе с предписанием.