Максим Оськин - Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы

Действительно, в условиях вооруженного противоборства целых наций были бы совсем неприменимы рассуждения великого гуманиста Л. Н. Толстого, выраженные им через одного из главных героев романа «Война и мир» Андрея Болконского, о том, что пленных не следует брать именно во имя гуманизма. Мол, тогда войны станут редкими и скоротечными. Можно себе представить громадные гекатомбы Первой мировой войны — уничтожение десятков и сотен тысяч военнопленных. Потому-то перед войной великие державы стремились создать основы международного права ведения военных действий. Потому-то пленные становились существенным элементом функционирования народного хозяйства воюющих сторон. Лишь фашизм возвел жестокость к военнопленным в постулат, но ведь и был уничтожен в кратчайшие сроки как данность.

Тем не менее в одном мысли Л. Н. Толстого нашли свое применение. Руководители европейских великих держав, многими годами готовившихся к схватке, опасались разрушить Европу длительной войной, понимая, что тем самым ломают всеевропейское единство, дают надежды освобождения колониальным народам, льют воду на мельницы неевропейских конкурентов — Соединенных Штатов Америки и Японии. Поэтому военная мысль зацикливается на идее блицкрига — «молниеносной войны». Война должна быть быстрой, чтобы не подвергать ее исход превратностям судьбы, а кроме того, чтобы не уничтожать потенциал Европы как духовной, культурной, экономической, национальной целостности. К сожалению, эти расчеты не оправдались. Война заложила базу для социалистического эксперимента на одной шестой части суши, крушения мировой колониальной системы, перехода планетарного лидерства к США.

Первое полугодие Первой мировой войны стало испытанием заблаговременно подготавливаемых к европейской схватке военных машин военно-политических блоков — Антанты и Тройственного союза. В гигантских маневренных операциях на полях Франции и Бельгии, Польши и Галиции столкнулись кадровые армии, на мощи которых военно-политическим руководством всех воюющих государств строили победные расчеты скоротечной войны — блицкрига. Размах боевых действий превзошел любые довоенные предположения — фронты противоборствующих сторон протянулись на сотни километров.

В это время положение дел на одном фронте неминуемо затрагивало и прочие фронты. Гибель 2-й русской армии ген. А. В. Самсонова в Восточной Пруссии в середине августа 1914 года стала одним из краеугольных камней победы англо-французов в Битве на Марне. Тяжелое поражение в Галиции, понесенное австро-венгерскими армиями в ходе Галицийской битвы августа месяца, не позволило германскому командованию осуществить лелеемый план броска на Седлец — в тыл всей русской Польше, так как замкнуть «клещи» было бы некому. Осенние сражения под Ивангородом и Варшавой, Краковом и Лодзью не позволили немцам вновь попытать счастья мощным ударом на Париж — слишком велика была нависавшая на Восточном фронте русская угроза.

В этих операциях, ведшихся кадровыми армиями (пусть и существенно, конечно, «разбавленными» призванными запасными), отличавшихся высоким ожесточением и нежеланием уступать друг другу, никому еще и в голову не могло прийти, что вскоре будет возможна такая вещь, как добровольная сдача в плен. И это невзирая на то, что в первых же операциях в плен попадали даже не десятки, а сотни тысяч людей.

Современная война, ведущаяся многомиллионными армиями при скорострельном и дальнобойном оружии, неизбежно требует себе в качестве жертвы больших потерь. Неудачный исход сражения ведет к прорыву подвижных масс противника в тыл, что всегда влечет за собой неразбериху управления, панику людей, измотанность отбивающихся в надежде выйти из наметившегося окружения людей. Результатом становится значительное количество сдавшихся в плен не ранеными, в противовес уставам, требовавшим вести бой до последней возможности, и, следовательно, предполагавшим, что попасть в плен солдат может только тяжелораненым.

Небывалое ранее количество пленных (небывалое потому, что вплоть до наполеоновской эпохи войны велись относительно небольшими профессиональными армиями), взятых в сражении, показала уже Русско-японская война 1904–1905 гг. И здесь речь идет не о капитулировавшей крепости Порт-Артур, где, понятно, весь гарнизон оказался в плену, а о войсках Маньчжурской армии, ведшей полевые сражения. Оценивая итоги Русско-японской войны, престарелый фельдмаршал Д. А. Милютин писал: «Армия же, славившаяся своей стойкостью, отступала последовательно с одной укрепленной позиции на другую, конечно, с огромным уроном и небывалым числом пленных (выделено. — Авт.)» [5] Цит. по: Русско-японская война 1904–1905. Взгляд через столетие. М., 2004, с. 597. .