Дмитрий Балашов - Симеон Гордый

– Спи! – ответил он грубо, понимая, что сейчас, в эти мгновения, что бы ни совершилось у них потом, его новый брак и семейное согласие непоправимо и необратимо рушат в провал…

Евпраксия резко, всем телом, так, что качнуло постель, рассерженною самкой отворотила от него к стене, натянув одеяло на голову. А Симеон лежал в тяжком отупении, недоумевая, чувствуя попеременно смесь отвращения, ужаса и стыда. И что-то серое, не имущее имени и вида, казалось, шевелилось и проплывало пред ним во тьме покоя.

Сейчас, сквозь тьму веков, трудно понять уже, что же произошло у князя Семена с его второю женой? Был ли это нередкий и в ту пору случай аллергии – бессознательного, вплоть до невозможности физической близости, отвращения, в котором Евпраксия была так же невинна, как и сам Симеон? Была ли роковая нелюбовь молодой к своему супругу? Скорее, впрочем, первое. Не был, не мог быть князь Семен Иваныч, тридцатилетний здоровый муж, отнюдь не безобразный и лишенный многих пороков своего времени, столь отвратен для юной дочери удельного дорогобужского князя, чтобы вовсе не могла она допустить венчанного как-никак супруга своего до брачного ложа! Да такого и не бывало никогда… Добавим, что, выйдя вторично замуж за князя Федора Фоминского, Евпраксия благополучно жила с мужем и нарожала ему здоровых сыновей. Хотя и то сказать: кто и когда возмог постичь все причуды женского сердца? Нет, дело было все-таки в самом Симеоне, и только в нем!

Аллергия чаще всего бывает на запах. В русском народном этикете не полагается говорить о дурных запахах. Скажут скорее: «Тяжко смотреть». В брачных отношениях запах тела – хоть о том вовсе не принято упоминать – едва ли не более всего прочего предопределяет отвращение или влечение молодых друг к другу. Достаточно ли, однако, подобного объяснения?

Много позже один старый боярин, приближенный ко двору, рассказывая причину расторжения Симеонова брака, передавал, что «великого князя Семена на свадьбе испортили: ляжет с великой княгинею, и она ему покажется мертвец; и князь великий княгиню отослал к отцу ее, на Волок, и велел ее дати замуж».

Помыслим теперь, было ли дело в телесном неприятии молодых или в чем-то гораздо более, даже непередаваемо более страшном? Ибо никакой аллергией все-таки не объяснишь того, что молодая жена казалась Симеону (верующему, защищенному силою креста и молитвы человеку) на супружеском ложе – мертвецом.

Впрочем, об отсылке Евпраксии к отцу Симеон поначалу не думал вовсе. Таинство брака почиталось столь высоким, что для того, например, чтобы жениться в третий раз, требовалось получить специальное разрешение церкви, а развод был возможен только в случае ухода одного из супругов в монастырь. Не говоря уж о том, что для тестя это была бы кровная обида, в иных случаях означающая объявление войны. И потому князь Семен, сославшись на временное недомогание, порешил до поры спать с женою в разных изложнях, а сам деятельно занялся устройством свадеб своих младших братьев.

Свадьбы играли подряд, одну за другой. Обе невесты, галицкая княжна и Шура Вельяминова, вместе сидели под завескою, вместе встречали гостей и по очереди приголашивали. На торжествах было много смеху, шуму, веселой игры. И только Симеон, сидевший за отца обоих женихов, был грустен, хотя и старался изо всех сил не показать вида: хуже нет печали на свадьбе! На всю жизнь можно испортить судьбу молодым.

Еще и потому прозвали Симеона Гордым, что, чураясь хмельного застолья, он не умел радоваться вместе со всеми. Мучался этим, но поделать с собою ничего не мог. Знали бы сверстники, как завидует подчас «гордый» Симеон шумным застольям москвичей! Как втайне хочет сам и сплясать, и спеть, и подурить, пошататься с ватагою в святочной личине! И не может. Когда-то не умел от застенчивости, ныне – от высокого сана своего.

А из Литвы уже дошли вести о захвате Вильны Ольгердом. (Алексий как в воду глядел!) Снова сгущались тучи на рубежах земли. Снова зашевелились, заспорили братья-князья. К счастью, летом умер нежданно Василий Давыдыч Грозный – ярославский князь, самый упорный из противников Симеона. Неустройства в тверском княжеском доме тоже были на руку Москве. Семен, покинув новую супругу, метался из града в град, делая смотры дружинам бояр и городовым ратям, неукоснительно требуя от воевод, чтобы на всем литовском рубеже стояли сторожевые засеки и вестоноши при первой же угрозе мчали в Москву за помочью.

Ворочался князь домой усталый, заляпанный грязью, все отлагая и отлагая разрешение своих супружеских дел.