Дмитрий Балашов - Воля и власть

Слепленное Анфалом множество зримо приобретало строгие осязаемые черты.

– И что ж ты, Анфал, думашь, – уже когда задвигались, завставали из-за столов, высказал Жирослав, – так-то по всей стране, по всему языку сотворить? Как там и города, и гости торговы, и люд церковный?

– О всей земле не мыслю пока, Жирослав! – серьезно и устало отмолвил Анфал. – Нам бы преже тута навести хоть какой поряд!

Расходились уже в потемнях. Там и тут вспыхивала говоря, смех, шутки. Женки, толпою сожидавшие своих мужиков на улице, тут подхватывая под руки, на удивленье тверезых, выспрашивали опрятно, что вырешили атаманы на кругу насчет ихней, бабьей участи?

– Теперя тебе, Микита, край! – говорил кто-то, посмеиваясь и толкая приятеля в бок. – Кого из своих баб к венцу поведешь? Настюху, поди? А иные твои прочие тебе муди не оторвут той поры? – дружно захохотали, удаляясь.

Пока еще не дошло. И взаболь не думали о том, и еще не вдруг и не враз все сказанное и вырешенное здесь станет для них непреложным законом!

Когда сейчас начинаешь изучать карту Тверской земли, отыскивая все эти древние города, видишь, что большей частью они исчезли без остатка или превратились в скромные села: Микулин, Холм, Дорогобуж, Зубцов, Новый Городок. Старицу и отдаленные от них и Твери Кашин, Кснятин, Белгородок и другие, а ведь все названные города были центрами удельных княжеств Тверской земли, за них спорили, их осаждали, тягались о них… И все они расположены в основном меж Ржевой (точнее Зубцовым) и Тверью, на площади, не превышающей четверти современной Тверской области. Как же густо были заселены в те времена верховья Волги, ежели из них выходила и на них опиралась нешуточная сила Тверской земли! Как же богаты были эти места! Тверь уже век-полтора после присоединения к Москве считалась всеми иностранцами, приезжавшими в Россию, все еще крупнейшим городом страны, обгоняя Москву и не уступая Нову Городу! И опять же, ежели, невзирая на «рать без перерыву», вражду и погромы, Михайло Александрович рубил и ставил новые города, как и его сын Иван, значит, их было кем заселять? Значит, население росло и множилось! Да ведь и литейное дело, и прочая тогдашняя техника, и многоразличные художества – иконная живопись, музыка церковная, летописание – по качеству своему превосходили то, что творилось в столице Руси Владимирской! Воистину, победа московских господарей над тверскими подчас становит непонятна уму, учитывая безусловные государственные и полководческие таланты обоих Михаилов, Ярославича и Александровича, гордое мужество Александра и Всеволода, как и приверженность простых тверичей к своему княжескому дому, размах торговли, да и само географическое положение Тверского княжества, наконец! Непонятно! Возможно – роковую роль сыграл тут господин Новгород, тогда еще сильный, способный противустать тверской княжеской власти. Возможно и то, что тверичам не удалось посадить митрополита из своей руки на Владимирский престол Руси, и духовные владыки страны перебрались в Москву. Возможно, роковые споры с Ордою в те века и года, когда подобный спор был равен политическому самоубийству, погубили Тверь. Возможно и то, что со всех сторон окруженная сильными соседями, Тверская земля не имела места куда ей расти и расширяться: Литва, Смоленск, Москва, Новгород, Ярославль и Ростов окружали и запирали Тверскую волость в узкой полосе верхней Волги, Вазузы и Шоши.

Так или иначе, ежели XIV век являет нам бешеную борьбу Твери с Москвою за первенство во Владимирской земле, то с рубежа веков, со смерти Михаила Тверского начинается иной процесс. Старший сын Михайлы Александровича, Иван, возможно травмированный тем давним ордынским, а после московским пленом и тяжким выкупом, потребовавшимся, чтобы выручить его из плена, только-только похоронив отца, начинает утеснять свою родню: братьев и племянников. Ради чего? Сосредоточить власть в одних своих руках? А для чего?! Впрочем, когда начинается борьба родичей друг с другом, о далеких последствиях этой вражды мало кто из них думает!

Ордынские казни и чума изрядно проредили шумное гнездо – многочисленную семью потомков Михайлы Святого – что, однако, не помешало кашинским Василиям умудриться рассориться с родною братией. На Москве, несмотря на вражду Василия с Юрием, было все-таки лучше.

После казней в Орде Михаила Ярославича и его сыновей Дмитрия Грозные Очи и Александра с сыном Федором, после чумы, унесшей Константина Михалыча и Всеволода Александровича Холмского, после смерти Семена и Еремея Дорогобужских, Ивана Всеволодича (завещавшего свой удел не брату Юрию, а сыну великого князя Тверского Ивана Михалыча Александру), после того, как за бездетностью Василия Михалыча Второго угас род князей Кашинских, то есть когда от ветви холмских князей остался один Юрий Всеволодич, от дорогобужских потомков Константина – сыновья Еремея: бездетный Иван и Дмитрий, когда из братьев Ивана Михалыча, великого князя Тверского наконец остались только Василий с Федором, да еще доживала Евдокия, вдова Михаила, их мать – можно было успокоиться и не затевать семейной которы?!