Очень вероятно, что государю доносят о событиях, освещая их несколько вразрез с действительностью. Истинное, правдивое, верноподданническое донесение, может быть, устранит большую беду от нашей Родины.
Посему, как высший представитель здесь государственной власти и лицо, облеченное царским доверием, не признаете ли вы возможным шифрованной телеграммой на высочайшее имя донести об истинном положении дел здесь, на Дальнем Востоке.
Настоящее письмо мое написано только ввиду постоянного сердечного отношения вашего ко мне и моей глубокой уверенности в необходимости такого шага для блага России.
С чувством самого глубокого уважения и искренней преданности остаюсь вашего превосходительства покорный слуга.
Р. Кондратенко».
Обращаясь к Стесселю с подобным письмом, Роман Исидорович не мог предполагать, что уже через несколько месяцев современники оценят этот шаг как проявление большого гражданского мужества и государственного ума. Проанализировав события, Кондратенко, по сути дела, предсказал их дальнейшее развитие и оказался прав.
Стессель же, получив письмо Кондратенко, всего этого не понял. Для него письмо было бомбой замедленного действия, которую надо было постоянно носить в кармане. Последовать совету Кондратенко — означало поставить под удар свою карьеру, благополучие, ибо прямое обращение — это несогласие не только с Куропаткиным и Алексеевым, но и с самим самодержцем. Об этом Стессель даже боялся подумать. Поэтому он посоветовал Роману Исидоровичу выкинуть подобные мысли из головы.
— Стыдно, батенька мой! — довольно фальшиво изображал он возмущение. — Никак не думал, что вы не верите в мощь нашей армии. Будем считать это письмо недоразумением.
Кондратенко не стал ничего объяснять генерал-адъютанту. Слишком очевидна была бесполезность дальнейшего разговора. Да и дело не ждало.
20 сентября японцы вновь начали активные действия. На штурм это не походило, но бои развернулись жестокие. Атаковав ночью Сигнальную гору, они вскоре заняли ее. Только к утру с помощью крепостной артиллерии Кондратенко сумел вернуть эти позиции, чтобы уже больше не отдавать их до конца осады. Здесь впервые русские солдаты столкнулись с истинным лицом японской военщины. В отбитых окопах стрелки обнаружили тела своих товарищей, зверски замученных самураями. Это была небольшая группа раненых, случайно, в пылу боя, оставленная в полуразрушенном блиндаже. Еще через четыре дня передовые отряды 11-й дивизии впервые вошли в мертвое пространство форта № 2. Начался новый этап борьбы — минная война.
Роман Исидорович, получив первые доклады о работах неприятеля под землей, приказал немедленно приступить к контрминным мероприятиям. Руководителем работ он назначил своего давнего соратника, опытнейшего инженера подполковника Рашевского. Дальнейшие события покажут, что лучшего человека найти было трудно.
Активные действия пехоты противника несколько ослабли, но было ясно, что одними минными работами дело не кончится. Ноги должен был со дня на день начать новый штурм, попытаться еще раз использовать благоприятную для него обстановку. В этих условиях, помимо всеобъемлющей и тщательной подготовки к отражению очередных атак врага, дооборудования укреплений, надо было еще теснее сплотить защитников крепости.
Роман Исидорович после отказа Стесселя обратиться к царю внутренне приготовился к тому, что придется сражаться до конца и, по-видимому, погибнуть вместе с крепостью… Любимая, повторяемая везде и всегда фраза: «Гарнизон крепости не сдается, но гибнет с ней» — определила в эти дни весь смысл его дальнейшего существования. Но что чувствовал солдат? Готов ли он к самопожертвованию? В состоянии ли понять, что это не бессмысленное сопротивление, а объективная необходимость?
25 сентября в частях осажденного Артура был зачитан знаменитый приказ № 35 генерала Кондратенко:
«Прошу начальников участков обратить внимание ротных командиров и разъяснить нижним чинам, что упорная оборона крепости, не щадя своей жизни, вызывается не только долгом присяги, но весьма важным государственным значением Порт-Артура…
Упорная оборона, до последней капли крови, без всякой даже мысли о возможности сдачи в плен, вызывается сверх того тем, что японцы сами, предпочитая смерть сдаче в плен, вне всякого сомнения, проведут в случае успеха общее истребление, не обращая ни малейшего внимания ни на Красный Крест, ни на раны, ни на пол и возраст, как это было ими сделано в 1895 году при взятии Артура.
Читать дальше