Сергей Куличкин - Душа и слава Порт-Артура

«Если бы в это время русские одним или двумя полками перешли где-нибудь в наступление, — признавался впоследствии германский военный агент при японской армии, — они одержали бы под Ляояном блестящую победу».

22 августа английскому генералу Гамильтону в штабе Куроки было прямо сказано: «Большое счастье для нас, что Куропаткин вчера или третьего дня нас не атаковал. Нашей удаче как-то даже трудно верится…»

Всего этого в Артуре не знали. Заканчивался месяц сравнительно спокойной жизни. На передовых позициях изредка вспыхивала ружейно-пулеметная перестрелка. Иногда она перерастала в артиллерийскую дуэль. Но в самом городе запахло мирной жизнью. Открылись не разрушенные бомбардировкой магазины, принимали посетителей гарнизонное и морское офицерские собрания, в погожие дни в «Этажерке» гремел оркестр. Среди чахлых кустов и деревьев сада стали появляться фигуры гуляющих, большей частью это были военные.

Большие изменения произошли в эскадре. После долгих дебатов и длительной переписки Алексеев наконец решился снять временно исполняющего обязанности командующего флотом адмирала Ухтомского. Последний, невзирая на многочисленные указания наместника, решительно отказывался выйти в открытое море. На его место с производством в контр-адмиралы был назначен командир крейсера «Баян» Вирен. Особыми флотоводческими способностями этот офицер не отличался, но зато за ним прочно укоренилась репутация садиста — за особое зверское отношение к матросам. Скоро Алексеев и сам поймет, насколько неудачен был его выбор. Новый командир эскадры после нескольких телеграмм с невразумительными ответами на вопрос о возможности выхода кораблей в море в конце концов 2 сентября направил Алексееву пространное донесение, суть которого сводилась к тому, что военная попытка прорыва во Владивосток обречена на неудачу. С этого дня наместник больше не требовал выхода эскадры в открытое море.

Время шло. Японцы не сидели сложа руки. К концу августа их осадные работы заметно продвинулись вперед. Так, от форта № 2 они находились в четырехстах шагах, от капонира № 3 — в трехстах. Перед Водопроводным и Кумирненским редутами сапы располагались на удалении не более ста шагов. Следуя примеру русских, для пополнения осадного парка Того передал с судов несколько десятков скорострельных пушек. Подошло и людское подкрепление — около 17 тысяч штыков. 1 сентября в порт Дальний пришел первый транспорт с 11-дюймовыми осадными орудиями. Сгружались они на тех самых причалах, которые им в свое время так неожиданно подарил Фок, отправлялись на фронт, где устанавливались на специальные бетонные платформы.

Победа под Ляояном только ускорила события. Японский генеральный штаб, окрыленный успехами в Маньчжурии, не стал дожидаться установки сверхмощных пушек, а приказал вторично штурмовать русскую твердыню. Да и сам Ноги хотел побыстрее покрыть свои прошлые неудачи. На этот раз он решил нанести удар по двум направлениям: через Водопроводный и Кумирненский редуты на севере, а также в направлении гор Длинная и Высокая. На севере наступала 1-я дивизия, на западе — части 9-й дивизии с приданной ей 1-й резервной бригадой.

В крепости на передовых позициях северного фронта к тому времени находилось 16 рот из разных полков, несколько отдельных взводов и три охотничьи команды. Из них Водопроводный редут обороняла одна рота. Кумирненский — рота и отдельный взвод. Траншеи между редутами также занимало до роты стрелков и охотничья команда. В резерве находилось две роты моряков.

На западном фронте сил было побольше. Длинную обороняло пять рот различных полков, рота Квантунского экипажа и охотничья команда. На Высокой горе располагались три роты стрелков и рота моряков, но в тылу располагалось до восьми рот с 14 полевыми орудиями. На главных направлениях предполагаемого удара японцы превосходили защитников крепости по личному составу более чем в три раза, а на некоторых участках и в десять раз.

Утром 6 сентября осадная артиллерия японцев начала мощную бомбардировку восточного фронта, но русские не клюнули на эту удочку и не передвинули из резерва ни одного солдата. Поиски разведчиков все-таки принесли свои плоды. Сопоставляя их данные о передвижении японских войск с расположением воздвигаемых инженерных сооружений, Кондратенко без труда понял, что Ноги будет атаковать в центре и на западе. Договорившись с Белым, что тот возьмет на себя контрбатарейную борьбу на восточном фронте, сам Роман Исидорович с Науменко отправился на форт № 3. В том, что его предположение подтвердилось, Кондратенко убедился, едва прибыл на командный пункт коменданта форта. Не успел он выслушать доклад, как началась отчаянная канонада. Был полдень. По редутам стреляло одновременно до 40 осадных и около 50 горных пушек. Под прикрытием артиллерийского огня японцы подтянули горные орудия почти к самому Водопроводному редуту и с расстояния в сто шагов начали расстреливать его укрепления. Кондратенко без труда сосчитал, что за минуту на редуте разорвалось от 10 до 14 снарядов. Многие из них давали при разрыве клубы черного дыма от сгоревшего мелинита. Вечером он с болью в сердце навестит оставшихся в живых защитников редута. Отравленные ядовитыми мелинитовыми газами, они находились в состоянии столбняка. Тогда же он узнает, что за шесть часов обстрела в районе Водопроводного редута упало более тысячи снарядов, но и сейчас уже было видно, что бомбардировка превратила укрепление в груду дымящихся развалин: обломки дерева, камни, брустверы и блиндажи были срыты до основания, молчали две пушки, не работала связь. В это время начальник участка подполковник Бутусов доложил, что японцы поднялись в атаку. Кондратенко приказал немедленно открыть отсечный огонь с форта № 3, укрепления № 3, Курганной и Перепелиной батарей. Русские артиллеристы стреляли великолепно. Через полчаса атака захлебнулась. Через час все повторилось. С той лишь разницей, что в дело вступили оставшиеся в живых защитники редута.