Андрей Брестский: 100 пророчеств Распутина

Джанумова Е. (почитательница Г. Е. Распутина):

«Ну и глаза у него (у Распутина)! Они поразили меня. Они впиваются в вас, как будто сразу, до самого дна хотят прощупать, так настойчиво, проницательно смотрят, что даже как-то ne по себе делается. Долго выдержать его взгляд невозможно. Что-то тяжелое в нем есть, как будто материальное давление вы чувствуете, хотя глаза его часто светятся добротой, всегда с долей лукавства и в них много мягкости. Но какими жестокими они могут быть иногда, и как страшны в гневе. Когда он злится, лицо у него делается хищным, обостряются черты лица и кажутся такими резкими. Глаза темнеют, зрачки расширяются и кажутся окаймленными светлым ободком».

Симанович А. С. (делец, секретарь «старца»):

«Я неоднократно спрашивал Распутина, почему он не может совершенно излечить царя от пьянства. Он всегда ограничивался запретом алкоголя царю на 2–3 'недели, но не больше, чем на месяц. Распутин отвечал мне на это весьма неохотно или совсем уклонялся от ответа, что оставляло впечатление, что не в интересе Распутина было освободить царя совершенно от его недуга. Слабости царя Распутин умел использовать. Они давали ему возможность держать в руках всю царскую семью. Очень часто царь торговался с Распутиным: на какое время тот должен был запретить ему пить. Обычно Николай просил о сокращении срока. Когда Распутин назначал один месяц, государь старался сократить срок до двух недель. Запрет давался иногда в письменной форме, особенно тогда, когда царь отправлялся на более продолжительное время в Ставку».

СПОСОБНОСТЬ ФОРМИРОВАТЬ ЖЕЛАТЕЛЬНЫЕ СОБЫТИЯ (например, поступки людей), путем совершения магических операций.

Вот свидетельство Симановича А. С. (делец, секретарь «старца»):

«Распутин часто утверждал, что он владеет особой силой, при помощи которой он может всего достигнуть

и в опасные моменты даже спасти свою жизнь. Скептики этому не верили. В действительности Распутин обладал особой способностью, которую он называл своей «силой». Мне приходилось наблюдать, как эта «сила» у него проявляется и как он ее применял. Я не намерен давать объяснения этой «силы» и не могу сказать, был ли это гипноз или магнетизм. Я хочу только передать мои личные наблюдения и мне известные факты. Особенно показательны, мне кажется, мои наблюдения в этом отношении по делу Николая Николаевича. Распутину самому приходилось много страдать вследствие вражды Николая Николаевича. Отношения между обоими не всегда были плохими. Николай Николаевич сначала высказывал Распутину благожелательное отношение. Даже одно время он неоднократно исполнял просьбы Распутина об отмене высылки немецких подданных в Сибирь. Эти просьбы исходили от меня, и я пользовался Распутиным как посредником. В действительности большинство прошений о германских подданных исходило от царицы. Но она не считала возможным сама открыто выступить за германских подданных. На одно такое прошение я вдруг получил от великого князя следующий телеграфный ответ (Симанович был секретарем Распутина, и вся корреспонденция к нему проходила через руки Симановича): «Удовлетворено в последний раз. В случае присылки новых прошений вышлю в Сибирь». Я поспешил к Распутину, поднял большой шум и горько жаловался на угрозу главнокомандующего. Распутин улыбался. Он решил лично поехать в главную квартиру (в Ставку) и там с Верховным главнокомандующим выяснить это недоразумение. Он об этом телеграфировал Николаю Николаевичу, но через три часа получил очень определенный ответ: «Если приедешь, то велю тебя повесить». Ответ Николая Николаевича сильно задел Распутина. С тех пор он носил при себе мысль отомстить Николаю Николаевичу при первом случае.

При посещении в один из последующих дней мне бросилось в глаза странное поведение Распутина. Он ничего не ел, но все время пил мадеру. При этом он был молчалив, часто вскакивал, как будто ловил кого-то порывистыми движениями рук, грозил кулаком и выкрикивал: «Я ему покажу!»

Было ясно, что он собирается кому-то отомстить. Подобное поведение я уже замечал у него раньше. Злобно он все повторял: «Я с ним справлюсь, я ему докажу». Он находился в каком-то особенном состоянии и был погружен совсем в себя. Такое состояние продолжалось целый день. Вечером он отправился в сопровождении агента охранной полиции в баню и вернулся домой в 10 часов. Он имел очень утомленный вид и молчал. Мне было знакомо это состояние, и я не беспокоил его разговорами и даже распорядился, чтобы в этот вечер никого не принимать. Молча, ни на кого не смотря, Распутин прошел в свою рабочую комнату, написал что-то на записке, сложил ее и направился в свою спальню. Здесь он засунул записку под подушку и лег.