Теймур Мамедов - Когда боги спят

Необычна судьба этой много претерпевшей и испытавшей женщины. Дочь властителя Азии, вступает в брак, который в те времена считался священным, со своим единокровным братом и в течении шести долгих лет, показавшихся царице вечностью, нелюбимая и отвергнутая, живет то в дикой глуши, куда сослал ее подальше от своих глаз Камбиз, то в одном из покоев царского гарема на территории дворца в Сузах, и все эти годы, терзаемая ревностью к своей более счастливой сестре, посылает проклятие за проклятием на нее и на венценосного брата. Волею злого рока оставшись совершенно одна, без поддержки отца, братьев и сестры, она вынуждена своим именем прикрыть тайну Гауматы, выйти за самозванца, посмевшего посягнуть на престол Персии, на достояние рода Ахеменидов, еще в тот момент, когда истинный владыка, муж ее Камбиз, был жив. Полюбила ли она отважного мидийца, или же нуждалась в его поддержке больше, чем он в ней?! Кто знает... Но пройдет еще несколько месяцев, и дочь благочестивого Кира вновь оденет подвенечный наряд...

Торжественная и властная, с царственной осанкой, восседала Атосса рядом с самозванцем, надменным, холодным взглядом рассматривая пирующих. Вооруженные дорогими кинжалами, они с молниеносной быстротой разделывали огромные туши, опорожняли кубок за кубком, и обнаженные по пояс царские слуги не успевали убирать за ними кости и объедки, наполнять чаши разжигающим аппетит вином. Шум веселого застолья переливался через зубчатую стену, огораживающую территорию дворца, и сливался с праздничным гулом улиц и площадей, где за длинными столами шло не менее шумное пиршество простых персов, жителей столицы.

Губар почти не притрагивался к своему кубку, внимательно следил за происходящим, цепким взглядом окидывал присутствующих, и был доволен. Каждый пил за троих и ел за двоих, выкрикивая время от времени громкие здравницы в честь Бардии и Атоссы, славного сына и дочери Кира. Но вдруг Губар вздрогнул - его взгляд уперся в Прексаспа. Тот сидел, склонившись над столом, держа в руках золотой кубок, и скатерть перед ним была совершенно чиста, словно он до сих пор еще не притронулся ни к чему из тех явств, которые не успевали подносить к столам быстрые и расторопные царские слуги. Понаблюдав за ним некоторое время, Губар убедился, что вельможа не прикасается решительно ни к чему, и ни разу не присоединился к выкрикивающим здравницы, а только пил и пил разбавленное водой янтарное вино. Уже и рядом сидящие с Прексаспом обратили внимание на его неестественно жалкий вид, о чем-то спрашивали его, но о чем, Губар не мог слышать.

Губар нахмурился.

Хотя Прексасп и отрицал настойчиво все, что приписывали ему не без основания живучие слухи, он оставался тем болезненным гнойником на теле державы, который следовало вскрыть как можно быстрее. И, может быть, даже сейчас, когда знатные персы и гости владыки могут лицезреть собственными глазами гордую и неприступную Атоссу, царственную Атоссу, воистине достойную дочь властителя народов и племен Азии. Сейчас, когда они провозглашают в ее честь громкие здравицы.

Губар подал знак рабу, который стоял, широко расставив бронзовые от загара ноги, с длинной массивной колотушкой у медного гонга. Заметив его жест, раб ударил колотушкой по отполированной поверхности гонга, и густой звон поплыл над столами. Тотчас смолкли голоса пирующих, хруст костей и ненасытное чавканье, топот босых ног по каменным плитам двора. Только плеск воды, выливающейся из длинного кожаного мешка в кратер с темно-красным вином, нарушал воцарившуюся мгновенно тишину - растерявшийся раб смотрел расширенными от испуга глазами в ту сторону, откуда плыл заставивший всех замолкнуть гулкий звон...

Губар поднялся со своего места и поклонился в сторону царственной четы.

- Владыка! Позволь мне обратиться с вопросом к одному из присутствующих здесь...

- Говори!

Получив разрешение, царедворец вновь выпрямился и развернулся к насторожившимся гостям и великим Персиды. Только Прексасп сохранял прежнее положение, склонившись над своим кубком, словно ничего не видел и не слышал.

- Прексасп! - обратился к нему царедворец. - Над чем ты пригорюнился в час, когда всех нас объемлет неподдельная радость? Почему не веселишься вместе с остальными гостями, словно находишься не на свадьбе нашего владыки, а на скорбных похоронах? Что тяготит в этот час именитого вельможу! - Прексасп не отвечал, и тогда Губар продолжил. - Быть может, плеск разливаемого вина напомнил тебе о юном Теиспе, твоем младшем сыне, убитом рукою Камбиза там, в далеком Мемфисе?