Да и потом, когда будет решение разных независимых экспертов, когда суд признает, что лицо, изображенное на пленке, ничего общего не имеет со Скуратовым, все равно останется некий шлейф отрицательной молвы. У нас ведь всегда так бывает: обгадят человека, а потом забудут перед ним извиниться. То ли он красного петуха под крышу кому-то пустил, то ли ему пустили никому не ведомо, на самом деле, что было, но на всяких случай надо держаться от этого человека подальше: а вдруг он виноват?
И главное, Бордюжа прокололся, назвав имя «грешной» фирмы «Мабетекс». Ведь никто, кроме меня да двух-трех человек в прокуратуре, не знает, что это за фирма и сколько чиновников из ельцинского окружения получили от нее взятку за заключение выгодного контракта по ремонту кремлевских покоев.
Страна голодает, холодает, старух мы хороним в полиэтиленовых пакетах, потому что нет денег на гробы, учительницы стоят в областных городах на базарах с протянутыми руками — собирают милостыню, прокуратура возбуждает уголовные дела по фактам гибели детей от голода, а наши кремлевские небожители уже объелись, тратят миллионы и миллиарды долларов на европейские ремонты и роскошные апартаменты. Пир во время чумы!
Дела насчет умерших детей надо обязательно брать на контроль в Генпрокуратуре, брать на контроль самому Генпрокурору, — и спрашивать с виноватых строго.
В Сыктывкаре, я знаю, у работницы целлюлозно-бумажного комбината умерла от голода пятилетняя дочка. Из Бурятии мне пришло письмо с жалобой на то, что дети там спасаются от голода комбикормом. Есть смертельные случаи — комбикорм в желудке разбухает, превращается в крупную тяжелую массу, и желудок разрывается. Так погибло уже несколько человек.
Знаю случаи, когда в желудках умерших детишек находили опилки — больше есть им было нечего. И это — в конце двадцатого века, в стране, которая может прокормить весь мир, но вместо этого сама протягивает руку: «Подайте, Христа ради!» И стоит на коленях, никак не может подняться на ноги. Пир во время чумы продолжается, и никто не хочет его остановить. И Бордюжа, к которому я раньше испытывал симпатию, — тоже не хочет. Он с ними заодно.
Для того, чтобы отвлечь внимание от голода, холода, нищеты и бед, затевают разговоры о политическом экстремизме, о запрете компартии (вот она, окончательная победа горбачевского плюрализма, оказавшегося в итоге не таким пустым, как мнилось вначале), о тюрьме для генерала Макашова и руководителя «Памяти» Васильева, кормят народ «завтраками» и выдавливают из него последние соки, последнее терпение…
Интересно, откуда же появились у Бордюжи сведения о «Мабетексе»? Проговорился он, сплоховал… Сведения он получил явно от Пал Палыча Бородина, управляющего делами президентской администрации. А тот — от главы «Мабетекса», человека с криминальным душком, косовского албанца Беджета Паколли, поскольку тот почувствовал опасность.
И за всем этим стоят все те же знакомые лица. В первую очередь Березовский. Вот сейчас и Бордюжа начал говорить голосом Березовского.
Состояние ошарашенности сменилось чувством некой усталости, безразличия — да пошли вы все! — но с этим состоянием надо было бороться. Надо было брать себя в руки. Хорошо я жену успел предупредить о надвигающейся беде.
— Все ясно, — сказал я. — И что дальше?
А ведь пленка сделана здорово. И здорово смонтирована. И голос на видеоряд наложен такой, что очень точно повторяет мои интонации. Прижимают меня, здорово прижимают… Буквально коленом к стенке. Завтра, послезавтра, послепослезавтра, — совсем немного пройдет времени, — и эти кремлевские «пуритане» запустят машину. И доказать, что ты не верблюд, будет невозможно.
Но что нужно сделать верблюду, чтобы не проскочить в ушко иголки? Завязать на конце хвоста узел. Вот такой узел придется завязывать и мне.
— Вы понимаете, Юрий Ильич, — нерешительно начал Бордюжа, — в этой ситуации… вы в таком виде… Вам надо подать заявление и уйти.
О таких методах воздействия, о шантаже на таком уровне я раньше читал только в книжках, но чтобы самому сталкиваться — не сталкивался никогда.
— Николай Николаевич, а для чего вы все это устраиваете?
В голове возникла боль, в виски, в затылок натекло что-то тяжелое, горячее.
— Я даже не знаю, как себя вести, Юрий Ильич, — сказал Бордюжа, какие слова подобрать для этого момента, но я хорошо знаком с настроением президента… И я повторяю, что в этой ситуации вам лучше уйти.
Читать дальше