Со всех сторон поступали сообщения о невыразимых жестокостях, и правительство нанесло ответный удар. Мужчин безжалостно убивали прямо на месте, в большинстве районов была провозглашена политика уничтожения. Когда рассказы об этих зверствах дошли до Англии, они вызвали у всех настоящий шок, хотя раньше мало кто интересовался событиями в Ирландии, предпочитая заниматься собственными проблемами. Все происходящее сильно повредило интересам короля. Пуританская партия увидела, или по крайней мере заявила, что увидела, в бедствиях, обрушившихся на Ирландию, сценарий, который мог бы воплотиться и в Англии. Пуритане уверяли, что нечто подобное обязательно произошло бы, если бы папистские устремления епископов были поддержаны силой абсолютной власти. Коренных ирландцев они считали дикими зверями, которых следовало убивать на месте. С этого момента они уже были готовы к тому, чтобы расправиться с ними с крайней жестокостью, если посчитают это нужным.
Сам факт отсутствия короля в Лондоне, позволивший парламентским силам в полной мере проявить себя, послужил интересам Карла больше, чем пристальное внимание, которое он на протяжении многих месяцев уделял английским делам. В течение сентября и октября 1641 г. консервативная реакция набирала силу. Кто может обвинять двор в военных заговорах, когда и английская, и ирландская армии уже распущены? Англичане, независимо от своих религиозных и политических убеждений, не желали платить налоги на содержание на своей земле шотландских войск. Пресвитериане не вызывали симпатий у основной массы английского народа, который, не будучи в то же время в восторге от установлений елизаветинской церкви, искал духовного совершенствования в более радикальных сектах, в массовом количестве возникших во время Реформации, или обращался к таким течениям внутри пуританизма, как мер потребовал, чтобы был составлен список тех, кто не согласен с публикацией «Ремонстрации», пытаясь начать процедуру протеста меньшинства. Эта парламентская процедура была характерна для палаты лордов, но в палате общин действовал иной принцип — решение принималось большинством голосов. Палмер спросил, кто готов протестовать. Множество людей вскочили на ноги с криком «Все! Все!». Одни размахивали шляпами, другие тянулись к шпагам, а некоторые даже обнажили оружие. Лишь своевременное вмешательство Гемпдена предотвратило кровопролитие. События в палате общин показали, что парламентские способы решения конфликта исчерпаны, и только война может разрешить его.
Доселе малозаметный член парламента от Кембриджа Оливер Кромвель, человек, обладавший довольно грубыми манерами, сказал Фокленду, когда они выходили из зала: «Если «Ремонстрация» будет отвергнута, я уже на следующее утро продам все, что у меня есть, и никогда больше не увижу Англию; и я знаю многих честных людей, готовых поступить так же решительно». Кромвель, как и многие другие оппозиционеры, обращал свой взгляд за океан, на земли, где царила свобода.
Король, несмотря на то что потерпел поражение в Шотландии и был вынужден усмирять ирландцев, пользовался некоторой поддержкой и сознавал это. Однако окружение побудило его к действиям, оказавшимся ошибочными. Сначала он попытался сформировать министерство, опирающееся на парламентское большинство, заправлявшее в палате общин.
Более десяти, оппозиционных лордов были членами Тайного совета. Но очень скоро эти благородные люди начали без должного уважения отзываться о короле. Отчаянно ища опору, он предложил занять должность канцлера казначейства не кому иному, как самому Пиму. Понятно, что, поступая так, король был весьма далек от действительности. Вместо него канцлером стал Кольпеппер, а Фокленд получил место Государственного секретаря. Затем, поддавшись соблазну отомстить своим врагам, Карл решил осудить за государственную измену пятерых своих главных противников в палате общин. На этот неразумный и опасный шаг его подтолкнула королева Генриетта-Мария. Она обвиняла мужа в трусости, изводила упреками, говоря, что если он не хочет потерять ее, то должен усмирить тех, кто денно и нощно думает о том, как расправиться и с ним, и с ней. Карл дал убедить себя в том, что Пим намерен предать королеву суду.
Четвертого января 1642 г. король в сопровождении трех или четырех сотен своих сторонников отправился в палату общин. Это было беспрецедентное событие — никогда прежде монарх не появлялся в ней. Когда в дверь постучали и стало известно, что король прибыл лично, члены всех партий в изумлении уставились друг на друга. Сторонники короля открыли дверь. При появлении Карла все поднялись. Спикер Уильям Ленталл, оставив свое место, опустился перед монархом на колени. Карл уселся на стул и, выразив палате свое благорасположение, потребовал выдать Пима, Гемпдена, Голлиза, Хейзелригга и Строуда, которым днем раньше было предъявлено обвинение в государственной измене. Однако Пим, заблаговременно предупрежденный одной дамой из окружения королевы, успел принять меры для спасения себя и своих товарищей. Когда король появился, все пятеро уже спустились по ступенькам Вестминстера и скрылись в Сити. Спикер Ленталл не смог предоставить Карлу никакой информации о них. «Мои глаза могут видеть, а уши — слышать только по приказанию палаты», — ответил он. Король, уже осознавший свою ошибку, обвел взглядом собрание. «Я вижу, птички улетели», — неуклюже пошутил он и, добавив еще несколько ничего не значащих замечаний, удалился во главе своих разочарованных и разозленных приверженцев.
Читать дальше