Александр Попов - Полная история ислама и арабских завоеваний

Арабы, впрочем, в долгу не оставались и помимо искусства торговли великолепно освоили искусство владения оружием, и регулярно то захватывали какие-нибудь соседние территории, то просто потрошили купцов и набирали себе новых рабов на не слишком уютных пустынных тропах.

Византия и Персия, две мощнейших империи того времени, постоянно спорили, кто из них главный, арабы же в этом конфликте занимали то одну, то другую сторону. Впрочем, выполняли они и еще одну важную функцию: служили буфером между цивилизованным миром западных и восточных империй и своим таким же братом арабом, только кочевым. В центральную Аравию, как мы уже сказали, так никто и не добрался, и тамошние племена сохраняли не только полную независимость, но и еще весьма суровый нрав. Кочуя и питаясь в дороге молоком верблюдиц, а в оазисах сея пшеницу и ячмень, эти племена внушали вполне здравые опасения хозяевам империй. Тем хватало и налогов, что взимали кочевники с торговых караванов за проход по «их территории».

Аравию пересекали торговые пути, связывающие Индию, Иран, Палестину, Сирию и Эфиопию, в том числе и легендарный Великий шелковый путь. Стоило войнам затихнуть, и тут же караванные пути оживали. Из Африки везли рабов, золото и слоновую кость, из Сирии – оружие, зерно и масла, из Китая – шелк, из Южной Аравии – благовония и ткани...

Караванные пути понемногу обустраивались: купцам надо было что-то есть, и изредка хотелось поспать в кровати, а не на песке, или, тем паче, меж горбов верблюда. Практически весь этот бизнес контролировали кочевники, постепенно оседая у караванных путей. Они торговали верблюдами и давали их в аренду; предоставляли вооруженную охрану; а вскоре и сами стали поставщиками товара: кожу, шерсть и скот они могли предоставить в изобилии.

Жизнь кочевых арабов нельзя было назвать легкой – каждое племя было против всех. Источники воды, оазисы и караванные тропы были причиной постоянных междоусобных войн. Договоры о мире действовали лишь до тех пор, пока силы были равны, а сохранить их в таких условиях равными было не слишком просто.

Племена делились на кланы – роды, и глава самого многочисленного, а значит и могущественного, клана был шейхом племени. Шейх, в совете со старейшинами, решал все вопросы, возникавшие в повседневной жизни, а если племя вступало в войну, то он лично получал четверть военных трофеев.

Обычаи кровной мести и гостеприимства блюлись свято. Вы удивитесь, но даже «кровник», которого ждала неминуемая смерть, прикоснувшись к шатру хозяев, уже считался гостем, и ради него забивали последнего барана.

Мелкие племена часто, старясь усилиться, сливались друг с другом, а мощные, наоборот, дробились и расходились: большой толпе трудно найти пропитание в пустыне. Несмотря на то, что в племени царили весьма жестокие законы первобытного строя, в чем-то это была настоящая демократия. Ни шейх, и никто другой не мог ничего приказать арабу лично: любой араб был абсолютно свободен. Налогов так же, естественно, никаких не было: их – в понимании араба тех лет – платят только побежденные, свободный же человек может отстаивать свою свободу с оружием в руках, даже если оно обращено против членов своего же клана. Другое дело, что клан мог изгнать слишком самостоятельного и свободолюбивого соплеменника, и хуже этого ничего не было: такой субъект становился «хали» и переставал быть человеком. Любой, кто сильнее, мог его ограбить, убить или просто забрать в рабство...

Именно этот родоплеменной устав, сочетание бескрайней свободы и полной зависимости, пожалуй, и сформировал характер и мировоззрение арабов. По нашему мнению, пришедший позднее ислам лишь дал им толчок, вывел на орбиту, но не более того.

Пожалуй, тут стоит объяснить и еще несколько немаловажных моментов.

Во-первых, происхождение и родственные связи. При традиции кровной мести начинаешь ценить каждого своего родственника, нравится он тебе или не нравится, понимая, что – в случае чего – твоя кровь не останется безнаказанной, а сам ты лично отвечаешь своей головой за их жизнь и смерть. Вероятно, отсюда идет и другое убеждение арабов, что благородный человек может произрасти лишь от благородных корней. От подонка родится лишь подонок. Уже в те годы арабы были очень внимательны к своей родословной и помнили ее до восьмого колена как минимум. «Слава и позор наследуются прежде нищеты или богатства», – говорит древняя пословица. И потому поведение каждого члена племени определялось еще и заботой о детях: ты можешь умереть, но поколениям твоих потомков еще только предстоит носить твой позор.