Сергей Мартьянов: Листок чинары

Да, они направлялись на вышку. Что ж, так и должно быть!..

Заметил идущих и Пушкарь.

- Смотри-ка, к нам идут.

- Вижу, - отозвался Клевакин.

- А зачем? Фотографировать будут?

- Да.

- А кого?

- Тебя, Пушкарь, - серьезно сказал Клевакин.

- Верно?

Наивная доверчивость этого парня становилась забавной.

- Верно, - подтвердил Клевакин. - Мне начальник по телефону так и сказал: пусть подготовится товарищ Пушкарь.

- Да бросьте!.. Разыгрываете!..

- А что мне тебя разыгрывать? - усмехнулся Клевакин и обернулся к Пушкарю. - Я что-то не рассмотрел, ты бритый?

- Бритый!

"Ну и дура, - подумал Клевакин, - наивная дура. Пропадем мы, братцы, с такими, ой, пропадем".

А Пушкарь и впрямь одернул гимнастерку, приосанился и с повышенным интересом наблюдал, как начальник заставы и его спутник приближались к вышке.

Но, поднявшись на вышку, Баринов даже не взглянул на него, познакомил корреспондента с Клевакиным и сказал, что это и есть тот самый товарищ...

- А вы наблюдайте в трубу, - сухо приказал капитан Пушкарю.

Все стало ясно. Смущенно и жалко улыбаясь, Пушкарь шагнул к трубе, а Клевакин даже не удостоил его взглядом: ведь шло все своим чередом, как и положено быть.

Но тут случилось непонятное. Смерив обоих зорким, сердитым взглядом, Бурмистров буркнул, что уж больно Клевакин смазлив и что лучше снять вот этого парня с хорошим открытым лицом. В конце концов солдат есть солдат, а не киноактер. Нет, лучше снять Пушкаря.

- Как он у вас? - спросил Бурмистров у начальника.

- Ничего... - пожал тот плечами.

- Хоп! - заключил корреспондент и приказал Пушкарю принять нужную позу.

- Да ну, зачем меня? - сконфузился тот.

- Хоп, хоп! - зычно повторил Бурмистров.

Баринов и Клевакин переглянулись. Стало слышно, как внизу, на камнях, бормочет ручей. Но гость есть гость, и капитан счел благоразумным не вмешиваться. Он только хмуро кивнул Пушкарю: дескать, ладно снимайтесь!.. А Клевакину ничего не оставалось, как проглотить пилюлю. Обида больно кольнула сердце ефрейтора. Многоопытный наблюдатель - и новичок-солдат... Какое может быть сравнение? Задержание матерого агента и ни одного задержания. Правительственная медаль - и даже ни одной благодарности... Каждый на его месте почувствовал бы себя оскорбленным.

Для Пушкаря настали тяжкие минуты. Фотокорреспондент священнодействовал молча и бесцеремонно. Приподнял подбородок указательным пальцем. Поправил фуражку, дернув за козырек. Развернул плечи. Потом, пятясь и скрипя протезом, отошел на край помоста и хищным оком впился в жертву. Бедный Пушкарь, он чувствовал себя как кролик перед удавом!

Но ужасней всего было сознавать, что почет, оказанный ему, ничем не заслужен. Вот Клевакин, знаменитый ефрейтор Клевакин - это да! Еще на морском посту Пушкарь слышал о его делах. Правда, задается немного, но это пустяки. Пушкарь испытывал вину перед Клевакиным и терзался еще больше. Он все время моргал и краснел, и Бурмистрову стоило немало терпения, чтобы снять его в анфас и в профиль, с биноклем и без бинокля, в полный рост и по пояс.

А Клевакин успел прийти в себя и показал, какой он есть. Мы-то знали ему цену и не удивлялись, а вот Пушкарю пришлось поскрипеть зубами, когда Клевакин, в упор наблюдая за ним, стал изрекать с покровительственной издевкой:

- Ох, и повезло же тебе, Ванюха!..

Или:

- Весь мир теперь узнает о рядовом Пушкаре.

Или:

- А ты знаешь, что твоя физиономия будет размножена тиражом в один миллион восемьсот пятьдесят тысяч экземпляров? Подумать только!

И как это он узнал, что у журнала такой тираж! Пушкарь весь наливался яростью и обидой. Капитан недовольно хмурился. И только Бурмистров делал свое дело. Но потом и он не выдержал:

- Слушайте, ефрейтор, вы не читали у одного писателя о том, как некий джентльмен испытывал личное - поняли? - личное оскорбление, когда узнавал, что в кармане его приятеля заводился лишний доллар.

Клевакин понял. И обозлился теперь уже на Бурмистрова. При чем тут зависть? Какая зависть? Да пусть Пушкаря снимают хоть для кино, но ведь это несправедливо! Несправедливо, понимаете, товарищ фотокорреспондент. Разве капитан не знает своих людей? О ком писала окружная газета? О Клевакине. Кого посылают на слеты отличников? Клевакина. Кому недавно вручили медаль? Клевакину. Так в чем же дело? Завидуют только неудачники, а он, слава богу... Справедливости нет, справедливости, товарищ из "Огонька"!

Так или примерно так излил он свою душу в мысленном монологе, еще больше распаляясь оттого, что заметил в Пушкаре внезапную перемену. Пушкарь больше не моргал и не краснел. Он спокойно взирал на Клевакина с высоты своего роста и улыбался своим мыслям. Зависть! Правильно сказал фотокорреспондент. Зависть гложет этого красавца ефрейтора. И озлобление, недоброта к людям. Отсюда и насмешечки, и "святая богородица", и "пропадем, братцы". Так стоит ли переживать и конфузиться! Плюнуть, не обращать на него внимания.