Кеннет Морган (ред.) - История великобритании

Большую тревогу вызывали волнения среди чернокожего населения, живущего по большей части в своеобразных гетто – бедных районах больших городов. Время от времени беспорядки происходили в лондонском районе Ноттинг-Хилл и в районе Сен-Пол в Бристоле. Летом 1981 г. даже показалось, что в Британии повторяются ужасы расовых волнений Америки: беспорядки, чинимые чернокожей молодежью в районе Ливерпуля – Токстете и в Брикстоне в Южном Лондоне, длились довольно долго, причем эти события постоянно показывали по телевидению, что способствовало их раздуванию. Еще одна вспышка насилия произошла в Северном Лондоне, в районе Тоттенхем, где чернокожая молодежь убила полицейского. Недоверие, существовавшее между иммигрантами и полицейскими, было одной из причин этих событий. На фоне безработицы, особенно острой среди чернокожей молодежи и при весьма распространенной, хотя и неофициальной дискриминации на работе, при найме жилья и при предоставлении социальной помощи, межрасовые отношения становились причиной для постоянно растущей тревоги.

Помимо всего перечисленного были и другие поводы для беспокойства. Некоторые выступления профсоюзов, например демонстрации против работы на заводе «Грунвик» в Северном Лондоне, принимали настолько устрашающие формы, что это выходило далеко за пределы обычного протеста. Футбольные матчи и другие спортивные события стали сопровождаться бессмысленными хулиганскими выходками со стороны зрителей-подростков. Традиционная британская выдержанность и стабильность попала под постоянный обстрел с самых разных сторон. Один американский конгрессмен мрачно заметил, что Британия становится такой же «неуправляемой, как Чили» (для самих американцев это тоже было неприятным сравнением).

Конечно, такие выводы являлись беспочвенным преувеличением. Не много найдется стран, где высокую безработицу, растущую инфляцию и урезание расходов на общественные нужды переносили бы с таким самообладанием, как в Британии. Вопреки тому что ко многим институтам, прежде считавшимся почти священными, теперь относились без исторически заслуженного уважения (в Оксфорде устраивали сидячие забастовки; полиция, судьи, церковные деятели и футбольные судьи перестали быть авторитетами; даже члены королевской семьи публично подвергались критике), тем не менее в широком смысле общие институционные устои и жизненный уклад сохранялись неизменными. Однако не было сомнений, что трений и причин для разногласий накопилось столько, что веками испытанные санкции и ограничения перестали работать и требовали пересмотра, для того чтобы британская цивилизация имела шансы выжить.

В эти беспокойные времена отношения Британии с внешним миром подверглись пересмотру. Их по-прежнему во многом определяла психология населения, связанная с островной изоляцией, как это часто бывало с 1918 г. Официальный союз с американцами в рамках НАТО сохранялся, но так и не стал настоящей привязанностью. Более того, временное оживление движения за ядерное разоружение в конце 70-х годов, которое было на редкость мирным, показало, что общественность весьма встревожена накоплением арсенала смертоносного оружия, без которого этот союз немыслим. Появление крылатых ракет только увеличило беспокойство. После длительных дипломатических сражений в 1973 г. Британия вступила в европейский Общий рынок.

Референдум, проведенный в 1975 г., показал, что подавляющее большинство населения, почти две трети, поддерживают вступление Британии в Общий рынок. Но «Европа» привлекала британцев в основном в неполитическом контексте. Ни отпуска, проведенные на континенте, ни популярность европейских машин и продуктов питания, ни европейский футбол не заставили англичан сильнее полюбить своих соседей по ту сторону Ла-Манша. После 1975 г. их отношение к Общему рынку характеризовалось недоверием и даже некоторой враждебностью. Опросы общественного мнения постоянно фиксировали отрицательное отношение к вступлению в Европейское экономическое сообщество (ЕЭС). Да и вряд ли организация, представлявшая собой огромного анонимного бюрократического монстра, не ограниченного никакими демократическими процедурами, размещенного где-то далеко в Брюсселе и Страсбурге, могла завоевать любовь такого независимого народа, как британцы. Со времен закона 1846 г., отменившего пошлины на ввозимое зерно («хлебные законы»), поступавшее в основном из стран империи, люди привыкли к дешевым продуктам питания и решительно отвергали связь с Общим рынком, его высокими ценами на продовольствие, горами масла и озерами вина. Англичане равно не желали быть ни европейцами, ни атлантистами.