Всеволод Радченко - Главная профессия — разведка

По нашим делам 2–3 раза мне пришлось проехаться по стране, и так как времени на туристические поездки практически не оставалось, эти выезды были для меня очень интересными. Швейцария в целом поражала не только красотами своих горных хребтов и голубых озёр, но в первую очередь — ухоженностью всех без исключения маленьких и больших городов, прекрасными (уже в то время) автомобильными дорогами, отсутствием на этих дорогах старых автомобилей, как будто все швейцарцы и даже иностранные туристы в Швейцарии ездили только на новеньких и добротных автомобилях. Этот высокий уровень жизни был заметен практически повсюду. Как-то пришлось мне заехать недалеко на французскую территорию. Французская граница от Женевы находится в 5–7 километрах, но разница в уровне жизни тогда была видна практически сразу. Многие дороги во Франции заметно нуждались в ремонте, дома в маленьких городах, видимо, не ремонтировались с довоенного времени, магазины, кафе — всё это заметно отличалось от Швейцарии. Высокий уровень жизни производил впечатление не только на меня, в первый раз выехавшего за пределы нашей страны (а мы жили тогда, большинство из нас, более чем скромно), но и на повидавших мир моих товарищей по группе, и на советских дипломатов с серьёзным стажем работы за рубежом. Запомнился такой эпизод, произошедший как-то после приёма, проводимого нашей делегацией, когда приглашённые гости уже разошлись, а члены нашей делегации ещё оставались в зале, обсуждая текущие вопросы. Среди наших дипломатов находился философ, академик Юдин, бывший тогда советским послом в Китае. Кто-то из товарищей громко спросил Юдина, как он с философской точки зрения представляет себе коммунизм в Швейцарии, и он, не задумываясь, остроумно ответил, что «это будет та же Швейцария, но с двойными чаевыми».

Хочу припомнить некоторые эпизоды из моей оперативной работы в Женеве. Один из них был довольно курьёзный, другой же — более чем серьёзный. Эти эпизоды произвели на меня такое сильное впечатление, что я по прошествии многих лет помню всё, как будто события происходили вчера. Я работал с нашим источником, который давал информацию, содержащую множество деталей: географические названия, восточные имена политических и военных деятелей, нюансы позиций западников. В этой связи на встречах я вынужден был, несмотря на хорошую память, кое-что записывать при получении устной информации. Это было не всегда удобно с оперативной точки зрения — писать на встрече всегда сложно, вне зависимости от того, проходит ли встреча в кафе, парке, ресторане, музее, не говоря уже о том, что это нереально, когда встреча проводится просто на улице. И вот мы решили для сохранения полученной информации от М. использовать записывающий аппарат. В нашей группе был специальный работник по оперативной технике, который осуществлял, в первую очередь, проверку и защиту нашей «импровизированной» резидентуры, а также помощь в проведении операций с использованием уже имевшейся в то время, может быть, не очень совершенной, но достаточно добротной спецтехники. Я был коротко проинструктирован, как пользоваться аппаратом, который был замаскирован у меня на поясе, а микрофон выведен на руке в виде часов. Было решено, что в случае необходимости я могу сказать о наличии записывающего аппарата и нашему источнику. Место встречи вполне располагало к спокойной и продолжительной беседе. И нами был подготовлен ряд дополнительных вопросов, которые я должен был ставить в ходе беседы. Встреча была назначена в парке «Буа де ля Боте» на окраине Женевы, недалеко от слияния Роны, вытекающей из Женевского озера с её притоком Арвой. Встретившись и погуляв по парку несколько минут, мы присели с моим партнёром на заранее выбранную скамейку. Была первая половина дня, в парке людей почти не было. Я включил записывающий аппарат и, слушая очень внимательно, уточняя необходимые детали информации, которые были мне не до конца ясны, спокойно работал, имея в виду, что всё у меня идёт на запись. Я не записывал, как обычно, названий и имён. Встреча продолжалась на этот раз довольно долго, погода была прекрасная, партнёр не спешил, и мы расстались, довольные друг другом. Я поспешил в резидентуру, предвидя, что работы по обработке информации будет ещё много. Каков же был мой ужас, когда пленка оказалась практически неразборчивой: были слышны только отдельные звуки или слова, текст же восстановить было невозможно. Наш специалист-техник также был очень смущён и даже поначалу растерян. Он демонстрировал сначала мне, а потом и Короткову работу аппарата, диктовал всякие фразы — и громко, и шёпотом — всё добросовестно воспроизводилось. Однако моя плёнка была «нечитаемой».