Эйлин Пауэр: Люди средневековья

Уходим, уходим, ушли… Есть только одно время и одно сердце, позволяющее на мгновение взглянуть на королевство франков, которое когда-то было Галлией, и описать мир, в котором жили Фортунат и Григорий Турский. Они родились примерно через сто лет после Сидония, в 30-х годах VI века. Если посмотреть на Фортуната, то на мгновение может показаться, что мир в VI веке остался таким же, каким он был в те годы, когда Сидоний развлекал своих друзей эпиграммами и игрой в мяч. Фортунат, этот разносторонне одаренный, мягкий, добродушный, льстивый гурман, который каким-то образом ухитрился написать два самых величественных гимна христианской церкви, в 565 году приехал в Галлию из Италии и домой возвращаться не стал. Он осмотрел все земли, принадлежавшие франкам, и те, что составляли Германию, и те, что входили в состав Галлии. От Трира до Тулузы он с удобствами путешествовал по реке и по дорогам, и, читая его поэму, мы вспоминаем о временах Аусония. Фортунат написал поэму о Мозеле, в которой мы встречаем все тот же веселый сельский пейзаж, где виноградники террасами спускаются к тихой реке, а над лесом поднимается дымок из печных труб. Фортунат посетил и сельские дома, особенно охотно навещая роскошные виллы, принадлежавшие Леонтию, епископу Бордо, знатному галло-романскому аристократу, дед которого дружил с Сидонием. Горячие ванны, портики с колоннами, лужайки, спускающиеся к реке, — все осталось на своем месте; пиры стали еще более обильными (они сильно расстроили пищеварение Фортуната), а разговоры по-прежнему вертелись вокруг литературы. Наиболее умные из предводителей варваров изо всех сил старались подражать этой утонченной и роскошной жизни. Франки, как и галлы, с радостью принимали у себя маленького любопытного Фортуната; все графы хотели, чтобы он написал в честь каждого из них несколько латинских стихов. Ясно, что кое-что от старой сельской жизни сохранилось и в VI веке. Счастливчики наслаждаются горячими ваннами и игрой в мяч; как говорит Дилл, пусть варвары правят землей, но законы вежливости никуда не делись.

Но, взглянув на эту жизнь пристальнее, мы начинаем понимать, что мир стал совсем другим. Трагедия VI века ужасает нас не только потому, что мы знаем, что все эти жалкие остатки социальной и материальной цивилизации Рима очень скоро погибнут, но и потрму, что, заглянув поглубже, мы видим, что жизнь из нее ушла, душа, воспламенившая ее, умерла и не осталось ничего, кроме пустой оболочки. Эти люди с радостью принимают Фортуната просто потому, что он — родом из Италии, где разложение зашло еще не так далеко, где еще сохранилось уважение к образованию и культуре. В обществе этого потерянного ребенка погибшей цивилизации они испытывают чувство ностальгии по умершим временам.

Таков мир Григория Турского, о котором вы можете прочитать в его «Истории франков». Страной правили жестокие короли из рода Меровингов. Варварство распространяется и процветает за оградой вилл, словно дикие джунгли. Образование умирает — от учебных заведений остались лишь одни воспоминания, и Григорий, выходец из знатной галло-романской семьи, занимавший пост епископа, сам говорит о том, что не знает грамматики. Города уменьшаются, замкнувшись в пределах своих оборонительных валов. Горят синагоги, и открывается первая страница трагической истории, в которой евреи были объявлены вне закона, обложены специальными налогами и отправлены в изгнание. Что касается политики, то законом для франков является воля их вожака и его свиты. Все этапы соперничества меровингских принцев за власть сопровождаются резней и кровопролитием. Самыми худшими среди них были чудовища вроде Хильперика и Фредегонда, а самыми лучшими — те же варвары вроде короля Гунтрама, которому Григорий Турский посвятил в своем труде так много снисходительных слов. Этот король мало похож на своих современников — жирный, болтливый человек, то мурлыкающий от удовольствия и демонстрирующий свою веселую, жизнерадостную натуру, то взрывающийся от гнева и способный на бесчинства. Король Гунтрам — какая-то странная смесь благодушия и жестокости. Григорий относится к нему с любовью, в истории он остался как «добрый король Гунтрам», а церковь после смерти канонизировала его — и это лучше всего говорит о том, во что превратилась цивилизация! Мишле выразил суть этого человека одной фразой: «Это был добрый король, который казнил всего лишь двух или трех человек».