Роман Ключник - Лекции Президентам по Истории Философии и Религии

«Семья» была заинтересована в войне, естественно победной. Теперь русская армия ценой огромных потерь пыталась защитить инвестиции Николая II.

Министр внутренних дел Плеве также был сторонником этой войны, — он считал, что нужна «маленькая победоносная война», которая оздоровительно повлияет на Россию — поднимет патриотизм, сплотит общество.

Глава российского правительства Витте также был заинтересован в войне, но в проигрышной…

У Витте в голове были оригинальные «сверхмудрости». Вот что он писал своему земляку в Германию канцлеру Германии Бюлову: «Как фанатик, я боюсь быстрых и блестящих русских успехов; они бы сделали руководящие санкт-петербургские круги слишком заносчивыми… России следует ещё испытать несколько военных неудач».

Вообще, — «на кого работал» Витте было непонятно вплоть до 1917 года. То ли на русских, то ли на немцев, то ли на евреев, то ли на англичан. На него сильное влияние имела его жена еврейка Матильда, и, при этом, он был членом масонской организации с руководством в Англии.

Итак, русско-японской войны желали три вышеназванных государственных «деятеля», плюс евреи и плюс Европа с Америкой.

«Американская пресса «приветствовала каждую японскую победу и не скрывала надежд, что Россия будет быстро и решительно побеждена», — отмечает Солженицын.

Как видим, — у России было много врагов, включая её руководителей…

Только Япония не хотела этой войны и пыталась её избежать, договориться мирно.

С этой целью ещё в конце 1901 года в российскую столицу на переговоры прибыл крупный государственный деятель Японии Хиробуми, чтобы урегулировать разногласия между Россией и Японией. Но Николай Второй и Витте сделали всё чтобы этого не произошло.

Лесные концессии царской семьи ближайший советник Николая II А. М. Безбородов придумал прикрыть идеей преобразования Кореи — в «Желтороссию», и представил разработанный план этого мероприятия. Без горькой улыбки трудно наблюдать за этими безумствами. Но Николаю II эта затея понравилась — слава и лавры создания «Желтороссии» уже сладко его манили.

В этой главе мы впервые в своём исследовании встретились с Николаем II — внимательно глянем на этого императора. В 1894 году в возрасте 26 лет он возглавил Российское государство.

Член царской семьи, великий князь Александр Михайлович вспоминал в своих мемуарах день кончины Александра II (по исследованию С. Резника):

«Он (Николай II) взял меня под руку и повёл вниз в свою комнату. Мы обнялись и плакали вместе. Он не мог собраться с мыслями. Он сознавал, что сделался императором, и это страшное бремя власти давило его.

— Сандро, что я буду делать! — патетически воскликнул он. — Что будет теперь с Россией? Я ещё не подготовлен быть царём… Я даже не знаю, как разговаривать с министрами. Помоги мне, Сандро!»

Николай II чувствовал, что императорский престол России не для него, — это не его должность, нет призвания, нет дара, а без этого и не научиться. Но Николай II надеялся ещё, что научится и, что всё у него получится.

И здесь сразу стоит обратить внимание на ущербность и минусы монархической системы управления. Во-первых, как можно доверить человеку в 26 лет руководить государством, тем более таким огромным и сложным как Россия? Во-вторых, власть передаётся — в огромной стране с сотнями миллионов граждан — по наследству сыну независимо от его характеристик: болезней, черт характера, наличия таланта или отсутствия всякого таланта и т. д.

Интересно, что сегодня в России есть много сторонников этого абсурда, включая такого уважаемого, заблудшего и запутавшегося общественного деятеля, как Никита Михалков. Его утверждение, что главный плюс монархии в воспитании смолоду наследника к государственному управлению — полностью разбивает Николай II своей биографией, уж как его воспитывали и учили…

Ярый Монархист (!) Б. В. Никольский записал в своём дневнике о Николае II:

«Когда его лицо не движется, то оно имеет вид насильственно, напряжённо улыбающийся. Веки всё время едва уловимо вздрагивают. Глаза, напротив, робкие, кроткие, добрые и жалкие. Когда говорит, то выбирает расплывчатые, неточные слова, и с большим трудом, нервно запинаясь, как-то выжимая из себя слова всем корпусом, головой, плечами, руками, даже переступая…

Точно какая-то непосильная ноша легла на хилого работника, и он неуверенно, шатко, тревожно её несёт». — «Он хуже, чем бездарен! Он — прости меня Боже, — полное ничтожество… О, Господи, неужели мы заслужили, чтобы наша верность была так безнадёжна?.. Я мало верю в близкое будущее» (Резник).