Не менее интересно и мнение Вальтера Шелленберга: «Этот человек, с которым мне приходилось встречаться теперь каждый день, был после Гитлера самым могущественным в рейхе, и все же я не могу не сказать, что он производил впечатление школьного учителя. Более подходящего сравнения не подыщешь. Он был подобен школьному учителю, который проверял уроки своих учеников с щепетильной точностью и за каждый ответ ставил оценку в своем классном журнале. В целом он был воплощение бюрократической точности, работоспособности и лояльности. Тем не менее судить о Гиммлере только по его старательно выдерживаемому внешнему виду было бы ошибочно…»
«В августе 1941 года шеф СС, находясь в инспекционной поездке в Минске, остановился у командира боегруппы „Б“, бригадефюрера Артура Небе, — пишет Г. Копп. — После доклада Небе о проведении его подчиненными массовых расстрелов Гиммлер приказал провести на следующий день расстрел очередной сотни „партизан“, на котором он лично будет присутствовать. По показаниям Карла Вольфа, шеф СС никогда до этого не видел своими глазами, как производится групповой расстрел людей. Утром следующего дня личный состав оперкоманды 8-го и полицейские 9-го батальонов подвели к свежевырытому рву 100 пленных, среди которых находились две женщины. Жертвы должны были небольшими группами спускаться в ров и ложиться на дне лицом вниз. После чего расстрельная команда открывала залповый огонь по лежащим внизу людям. Среди ожидавших своей участи Гиммлер вдруг увидел юношу лет двадцати, светловолосого, с голубыми глазами. Он распорядился, чтобы обреченного подвели к нему. Генерал СС Эрих фон дем Бах-Залевски, свидетель той сцены, так вспоминает произошедший разговор:
— Вы еврей?
— Да.
— Ваши родители тоже евреи?
— Да.
— Нет ли у вас в роду не евреев?
— Нет.
— Что ж, тогда и я не могу вам помочь.
Молодой человек был расстрелян. По мере того как число трупов во рву увеличивалось, Гиммлер все заметнее проявлял беспокойство. Наконец нервы у шефа СС не выдержали, его вырвало. Эсэсовский генерал не преминул воспользоваться подходящим случаем и указал Гиммлеру на то, что после проведения таких акций его люди „полностью выдыхаются“. После экзекуции Гиммлер обратился к палачам с краткой речью, в которой, в частности, заявил, что они как солдаты должны беспрекословно выполнять все без исключения приказы, за остальное „ответственность“ они не несут, а несут ее Гитлер и он лично».
В общем, «днем цветы, а вечером „фабрика“ смерти».
Глава 9
Адмирал Канарис и «одиум» войны
Канарис был, вероятно, самым трудным партнером на переговорах, с каким я когда-либо встречался. Он показался мне абсолютно непроницаемым. Возможно, он единственно правильный образец разведчика. Интеллект буквально струился у него из глаз, но понять его до конца было невозможно… Ни одного «да», ни одного «нет», ни черного, ни белого — только одни нюансы. В конечном счете он ни с чем не согласился, и при этом, вероятно, добился чего хотел.
Отто Скорценни
1
Берлинский кабинет Канариса, шефа абвера, на Тирпицуфер, 74–76, имел средние размеры. В нем стояла старомодная и самая необходимая мебель. В одном углу разместился стальной сейф, а у стены — обыкновенная походная кровать. На стенах были аккуратно развешаны фотографии всех его предшественников и портрет генерала Франко с дарственной надписью. Кроме того, на них также висели несколько географических карт и японский ландшафт, подарок японского посла.
Но все кто заходили в этот, без лишней помпезности, кабинет, всегда обращали внимание на письменный стол хозяина, ибо он занимал центральное место в этой достаточно скромной обстановке. «На нем стояла миниатюрная модель крейсера „Дрезден“ как воспоминание о морских сражениях. Рядом с ней лежала небольшая каменная пластина, на которой располагалась оригинальная бронзовая скульптурная группа: три обезьянки, одна из которых держит лапу у уха, как бы напряженно вслушиваясь, вторая внимательно смотрит вдаль, держа лапу над глазами козырьком, а третья прикрывает лапой рот. Это должно было означать, что сотрудники тайной службы должны держать открытыми глаза и уши, но при этом уметь молчать».
Снимок умершей любимой таксы Зеппль стоял на каминной полке, а сзади рабочего места располагался стол с огромным количеством новых книг: «Канарис был ненасытным чтецом».
Нередко в этом же кабинете он вел свой личный дневник, который не найден до сих пор. В него он «с предельной точностью заносил со времени кризиса верховного командования 1938 г. все, что казалось ему важным; причем делал он это не от первого лица и не сопровождал факты своими субъективными оценками. Эти записки предназначались для того лишь, чтобы когда-нибудь стать отчетом перед германским народом и обвинением Гитлеру и его режиму. При случае к этим заметкам присовокупляли свои записи и руководители отделов (…). Иногда Канарис позволял некоторым из ближайших сотрудников делать для себя выписки».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу