Экспедиция Г. Л. Брусилова с самого начала, еще не начавшись, была обречена на трагический исход. Трагедия крылась в самой организации экспедиции, и может, первым виновником будущей беды была ее основная «благотворительница». Казалось, все было направлено против экспедиции, кончая природой — необычайно суровой ледовой обстановкой в Арктике в том году. Потому был дорог не только каждый месяц, каждый день и час промедления уменьшали шансы на сколько-нибудь успешный исход. Но наконец вроде бы все неурядицы со сборами позади. Но тут возникла еще одна непредвиденная загвоздка, из-за которой было потеряно столько драгоценного времени. Она была вызвана вдруг всплывшей необходимостью разрешить с Министерством финансов вопрос пошлинного обложения. Оказалось, о чем Г. Л. Брусилов до этого слышать не слышал, что по существовавшему тогда законодательству любое приобретенное за границей судно облагалось налогом в целях поощрения отечественного судостроения. Пошлина была очень высока — из расчета 12 рублей на каждую тонну водоизмещения. А это более 12 тысяч рублей, то есть более половина суммы, за которую была приобретена «Св. Анна» Только при помощи благожелательно настроенной к экспедиции прессы и влиятельных сослуживцев отца наконец удалось утрясти и этот вопрос. Но драгоценное время было потеряно.
Только 28 июля (10 августа) 1912 года «Св. Анна» — наконец-то! — вышла из Петербурга. Огибая Скандинавию, она заходила в датские и норвежские порты для приобретения недостающего китобойного снаряжения и для экскурсий пассажиров, взятых на вполне комфортабельное судно в качестве туристов до первого русского порта, таким образом планировалось тоже утяжелить казну зверобойного товарищества, из Архангельска они должны были вернуться в Петербург железной дорогой. В Дании на борт судна поднялась вдовствующая императрица Александра Федоровна, мать императора Николая II. Г. Л. Брусилов 27 августа из Трандгейма писал по этому поводу своей матери: «…здесь я запасся всем необходимым для китобойного дела и зверобойного. Следующий порт Тромсе, потом Варде и Александровск. В Архангельск совершенно нет времени зайти. Очень жаль, что в подробностях не могу описать посещение императрицы. Сначала я был у нее, потом она приехала ко мне на судно и осматривала все, говорила с командой…»
«Св. Анна» зашла, чтобы окончательно загрузиться углем, водой, продовольствием, снаряжением и забрать последних членов экипажа. На Г. Л. Брусилова свалилась, правда, уже не столь неожиданная, но убийственная весть: лейтенант Н. Андреев и еще двое пайщиков, в том числе доктор, отказались от участия в экспедиции. По болезни или под предлогом болезни отказались от экспедиции механик, штурман В. Бауман (впрочем, штурманом его можно было назвать с некоторой натяжкой, он не был профессиональным моряком, а всего лишь членом «Петербургского кружка любителей спорта», знавшим штурманское дело) и несколько матросов. Экспедиция была на грани краха, она могла закончиться, так и не начавшись. Г. Л. Брусилов посоветовался с В. И. Альбановым, который оставался кроме него, Брусилова, единственным офицером на судне, и решили, что они будут стоять на вахте поодиночке поочередно, а вместо списавшихся на берег матросов Г. Л. Брусилов принял на судно несколько оказавшихся в Александровске-на-Мурмане без работы архангельских поморов.
Но была еще одна, казалось, неразрешимая проблема: уходить в тяжелое полярное плавание, где на всяком шагу грозили опасности, без врача? Неожиданно исполнять обязанности врача вызвалась одна из пассажирок — двадцатидвухлетняя Ерминия Александровна Жданко, отправившаяся в плавание на «Св. Анне» из Петербурга до Александровска-на-Мурмане лишь потому, что врачи ей, страдающей малокровием, рекомендовали лечение морским воздухом. Почему она отправилась в морское путешествие именно на «Св. Анне»? Потому что она была дальней родственницей Г. Л. Брусилова, к тому же приходилась племянницей начальника Гидрографической экспедиции Тихого океана, известного гидрографа М. Е. Жданко. Она закончила самаритянские курсы сестер милосердия и, глубоко переживая положение безвыходности, в котором оказалась экспедиция, предложила себя в экспедицию в качестве доктора.
Г. Л. Брусилов пытался ее отговорить: она сама нуждается в лечении, к тому же это не женское дело, одна среди двух десятков далеко не интеллигентных, даже грубых мужчин и не представляет все трудности экспедиции, не говоря уж о матросском поверье, что женщина на экспедиционном судне не к добру… Но она была упорна, и он, внутренне радуясь такому выходу из создавшегося положения, вынужден был с ней согласиться. В письме матери, в последнем письме, отправленном им 14 сентября уже из Югорского Шара, Г. Л. Брусилов так описывает события последних дней:
Читать дальше