С Мельгунов - Гражданская Война в освещении П Н Милюкова

Примерно в это же время состоялся последний разговор Гайды и Верховного правителя. Адмирал пытался остудить пыл чешского генерала: "Вы не понимаете русской специфики. От Вас этого никто и не требует. Вы сами прекрасно знаете, что не имеете даже военного образования для командования армией". Гайда парировал: "Могу Вам на это сказать, Ваше превосходительство, что несмотря на это, я прошел практическую школу, от солдата и командира роты до командующего армией. О моем образовании Вы знали и раньше, тем не менее, сочли возможным уговаривать генерала Штефаника, чтобы он позволил мне возглавить Вашу армию. С тем же успехом могу сказать, что Ваше образование касается исключительно морской службы, а не сухопутной. Вы тоже не имеете теоретических понятий о командовании армиями, и, тем более, об управлении целой империей. Смею заверить, между руководством несколькими кораблями и империей есть очень большая разница". На этом бывшие соратники расстались.

В августе 1919 года Радола Гайда отбыл во Владивосток. В ноябре он попытался поднять мятеж против Колчака. Восстание было жестоко подавлено. Генерала спасло от расправы только поручительство чехословацкого командования, пообещавшего, что он немедленно оставит Россию. 28 ноября 1919 года бывший Властелин Сибири навсегда покинул российскую землю на палубе парохода "Пенза". Ему шел 28-й год.

В Чехословакии легендарного генерала не особенно ждали. Почти год он находился не у дел, целиком посвятив себя сочинению мемуаров. Вскоре Радола Гайда был назначен командующим 11-й пешей дивизией в Кошицах, а в 1924 году стал первым заместителем начальника генерального штаба. С этой должности началось его стремительное падение.

опала и забвение

В 1928 году во время поездки по Уралу Владимир Маяковский сочинил коротенький стишок о местах, где "порол Пепеляев, свирепствовал Гайда, орлом клевался Верховный Колчак". Таким образом, чехословацкий генерал стал единственным чехом, увековеченным в стихах великого пролетарского поэта. Сам Радола Гайда к тому времени был обвинен в шпионаже в пользу Советской России, и, по личному распоряжению президента Масарика, лишен всех званий и жалования.

Оставшись без работы, Гайда ударился в политику и вскоре стал лидером чехословацких фашистов.

Он неоднократно избирается депутатом парламента, предпринимает многочисленные попытки организовать путч, несколько раз арестовывается, но в результате все же остается на свободе. Во время нацистской оккупации генерал практически отходит от активной жизни. Несмотря на это, вскоре после освобождения Чехословакии от фашистов его вновь арестовают и обвиняют в сотрудничестве с оккупантами.

4 мая 1947 года суд приговорил Гайду к двум годам заключения, а, поскольку большую часть этого срока он уже отсидел, через восемь дней после вынесения приговора опальный военачальник вышел на свободу. В свои 56 лет выглядел он, однако, как 80-летний старец. Оно и неудивительно: событий его бурной биографии с лихвой хватило бы на десяток жизней.

На свободе генерал засел было за второй том воспоминаний, но не успел написать и главы. Через 11 месяцев после освобождения Радола Гайда скончался.

Ордена Радолы Гайды

За время своей не очень долгой, но бурной военной карьеры генерал Гайда удостоился целого ряда высших государственных наград Российской Империи. Он был награжден орденом святой Анны с мечом 1-й, 2-й и 3-й степени, орденом святого Станислава с мечом 1-й и 2-й степени, орденом святого Георгия 3-й и 4-й степени, орденом святого Владимира с мечом 4-й степени, знаком отличия военного ордена для офицеров. Кроме того, Радола Гайда был отмечен чехословацким военным крестом и чехословацким орденом Сокола, а также государственными наградами Сербии, Польши, Великобритании, Франции, Италии и Румынии. - дополнение ; ldn-knigi)

Я уже указывал, что некоторые ссылки П. Н. Милюкова носят только формальный характер. Вот яркий пример. На стр. 17 имеется примечание: "относительно московских политических организаций в 1918-19 г. г. интересные материалы {53} опубликованы в сборниках "На Чужой Стороне". И дальше идет указание на воспоминания В. А. Мякотина о "Союзе Возрождения", мои о деле "Тактического Центра" и т. д. Между тем, в тексте абсолютно не видно, чтобы автор использовал указанные материалы. Они настолько чужды сознанию Милюкова, что он предпочитает излагать соглашение, к которому пришли в Москве летом 1918 г. "Союз Возрождения" и "Национальный Центр" - т. е. соглашение русских общественных организаций - по иностранному источнику: по имевшейся у Милюкова копии "вербальной ноты" Нуланса, которому "примирительные формы" "очевидно, - говорит автор - были "сообщены левыми партиями". "Даже судя по ним, видно - добавляет П. Н. Милюков - что в соглашении было много недоговоренного". Жаль, что Милюков не воспользовался текстом Мякотина, где соглашение изложено совершенно точно - и не только по воспоминаниям, но по сохранившейся копии оригинала, имевшейся у меня. П. Н. Милюков на основании "вербальной ноты", неизвестно кем доставленной, изображает "соглашение, которое якобы сводилось к тому, что "Учредительное Собрание старого состава соберется, но только на два-три заседания и без большевицких членов, в каком-нибудь городе Восточной России, чтобы дать санкцию власти временной, но сильной и способной к действию, как напр., военной диктатуре или триумвирату" (41). Если в первой половине мемуаристы непосредственные участники соглашения, друг другу до некоторой степени противоречат, то нет уже никаких сомнений в том, что никакого "или" в соглашении быть не могло: на "военной диктатуре" соглашения не было, иначе совершенно бессмысленными оказались бы дальнейшие споры о возможной форме временной государственной власти, которые велись на Ясском совещании и в Одессе и которые, в конце концов, привели к полному расхождению на юге общественных деятелей - представителей "Союза Возрождения", "Национального Центра", {54} "Совета Государственного Объединения", "Союза городов и земств". Ни о какой "диктатуре" не упоминает, конечно, Н. И. Астров, излагая в своей статье "Ясское совещание" ("Голос Минувшего", 1926, № 3) ту же "вербальную ноту Нуланса".