Сборник Сборник - Никогда не забудем

— Пан, дай сигарету!

— Дай яйка, — ответили оба в один голос.

Я достал из кармана яйца и подал немцам. Они обрадовались, о чем-то залопотали по-своему и дали мне четыре сигареты. Я тут же закурил. Один из них поглядел на меня, улыбнулся и сказал:

— Гут, киндер!

На вышке я увидал кровать, ручной пулемет и чугунную печку. Была поздняя осень; немцы боялись холода и все время жгли печку.

На другой день я снова пошел к ним. Младший стоял возле пулемета, а тот, что постарше, возился у печки. Я попросил закурить. Старший достал сигарету и на ломаном русском языке велел мне принести дров. Я спустился с вышки, насобирал обрезков досок и отнес им.

— Гут! — сказал старший.

Спустя несколько дней они привыкли ко мне, и я свободно ходил к ним на вышку. После этого я снова отправился в отряд и рассказал обо всем Осипчику.

— Придумано неплохо, — сказал он.

Партизаны дали мне тола и научили, как им пользоваться. Тол был завернут в тряпицу и перевязан нитками. Я сунул сверток в карман.

— А теперь иди. Выполнишь задание — беги к нам, — сказал Осипчик и назвал место, где они будут дожидаться меня.

Я пошел. День выдался солнечный. Люди копали картошку. В голову лезли невеселые мысли. А что, если немцы догадаются? Ясно — схватят и повесят. Но я старался отогнать подальше такие мысли. «Немцы знают меня. Им и в голову прийти не может, что я осмелюсь их взорвать», — успокаивал я себя.

Подошел к железной дороге, нашел кусок проволоки и согнул ее на конце крючком. Насобирав дров, стал подниматься на вышку. На одном столбе я заметил щель, быстро сунул в нее крючок и закрепил так, чтобы он не вывалился. Потом поднялся наверх и бросил дрова возле печки. Фашисты обрадовались, дали мне сигарету. Я закурил и стал спускаться. Сердце бешено колотилось, но я старался держать себя в руках. Поравнявшись с крючком, я в два счета подвесил на нем тол и немецкой сигаретой поджег шнур. По лестнице спускался торопливо: боялся, что тол взорвется раньше, чем я отойду.

Очутившись на земле, я сначала пошел скорым шагом, а потом припустился бежать. Бежал и думал: «А вдруг не взорвется?» Но не успел пробежать и сотни метров, как позади раздался оглушительный взрыв. Я оглянулся и увидел густой столб черного дыма. Меня охватил еще больший страх, и я поднажал, чтобы быстрее добежать до леса. Лесом пробрался в поселок Боровые. Там, километрах в пяти от железной дороги, меня поджидали партизаны. Увидав меня, запыхавшегося и взволнованного, Осипчик спросил:

— Взорвал? В ответ я только кивнул головой.

— Хорошо. Пойдем с нами, — сказал он и повел меня к командиру роты, который был в это время в деревне Пристань.

— Вот тот мальчуган, что вышку взорвал, — сказал ему Осипчик. Командир оглядел меня с ног до головы. — Молодчина! Останешься у нас, в отряде, — и отдал приказ зачислить во взвод Осипчика.

За взрыв сторожевой вышки меня наградили медалью «Партизану Отечественной войны».

Витя Пискун (1931 г.)

д. Ровнополье, Руденский район.

В начале войны мы выехали из Минска и поселились в поселке Выжары Смиловичского сельсовета Руденского района. Тут жило много партизанских семей.

В окрестных лесах действовал партизанский отряд Зельникова. Моя мать поддерживала с ним связь, получала листовки, а я со своими подружками разносила их по деревням.

Однажды мы собрались на опушке леса и стали играть «в партизан». Вдруг прибегает мальчик Витя и говорит мне:

— Поля, беги домой. Полицаи твою маму забрали.

Я со всех ног помчалась в поселок. Мамы дома не было. Бабушка Ганна, которая жила в одном доме с нами, сказала, что полицаи приехали на санях и увезли маму. А за что, она и не знает.

— Куда же ее повезли?

— Не знаю, — ответила старушка. — Они ничего не говорили.

Отца моего немцы повесили еще в сорок первом году. Потом забрали старшую сестру Раю и увезли неизвестно куда. А теперь схватили и маму. Я осталась одна. Что делать? Я не выдержала, села на скамью и горько заплакала.

Спустя несколько минут на улице послышался скрип снега. Я выглянула в окно. К хате подкатили сани, в которых сидело семеро полицаев. Один из них, увидав меня в окне, поманил пальцем. Я быстро утерла слезы, оделась и вышла. Изо всех сил стараясь казаться спокойной, спросила, что им от меня нужно.

— Садись и поедем, — велел старший.

— А куда? — спросила я.

— Не твое дело! — грозно прикрикнул он. — Куда повезем, туда и поедешь.

Я села в сани. Дул острый ледяной ветер, но я не замечала холода. Я думала о маме. По дороге полицаи расспрашивали меня насчет партизан. Я отвечала, как учил меня командир отряда: «Не знаю, никогда не была у партизан».